"Франсуа Мориак. Подросток былых времен (Роман)" - читать интересную книгу автора

- Я слышал сквозь сон.
Уверен, что этою я не выдумал, помню, как сам был поражен своими
словами и вдруг почувствовал страх за Лорана; я хотел произвести
впечатление и неожиданно сам стал жер)вой своей ворожбы, но тревога моя
продолжалась лишь несколько секунд.
И вот я снова в молочном сумраке лунного вечера, и я такой же, каким
всегда бываю в этот час, стою и впитываю в себя журчание Юра, и тихий
шепот ночи, подобной всем другим ночам, и лунный свет, тот самый, что
OMOCI могильный камень, под которым будет догнивать тело, когда-то бывшее
мною. Время течет, как Юр, а Юр всегда тут, и пребудет тут вечно, и вовеки
не остановит свое течение... Впору завыть от ужаса. А как же nociynatOT
другие?
Они словно и знать ничего не знают.
Впрочем, я тоже не знал, что наступившая ночь со всеми ее бесчисленными
тревогами... Но об этом надо рассказать, ничего не выдумывая, и составить
для Донзака точный отчет, протокольную !апись. Я вернулся домой. Это было
за год до того, как мама решила провести у нас электричество. Горела
одна-единст венна лампа, висевшая над бильярдом. Я взял подсвечник и
поднялся в нашу комнату, расположенную над маминой, в комнату мальчиков.
Большая комната в два окна; наши кровати стояли голова к голове, так что
мы с Лораном хоть и ночевали вместе, но даже не видели друга друга, к тому
же он обычно вставал на заре. По вечерам, когда мы бьгли еще детьми, он
засыпал, сидя за столом, и его часто относили в постель на руках.
Последние два года он, как все говорили, "бегал", и теперь уже я спал как
убитый, когда он, держа башмаки в руках, тайком прокрадывался в комнату. А
утоом, когда я просыпался, Лорана и след простыл.
Несмотря на мамин запрет, я твердо решил открьгть окно - воздух в
комнате был тяжелый. Я не узнал привычного запаха Лорана, от него всегда
исходил здоровый запах, хотя и слегка отдававший псиной У боле лги свой
особый ianax, и я сразу его почувствовал. Лоран спач, он не храпел, но
дышал тяжело. Я начал было раздеваться, когда появилась мама в халате, с
заплетенной косой. Она подошла к кровати Лорана, осторожно пощупала ему
лоб и шею - он и не проснулся - и сказала шепотом, что я не засну, а
Лорану может понадобиться ее помощь; лучше она ляжет в мою постель, а я
пойду к ней в комнату. Я не заставил себя просить и, даже не взглянув на
брата, спустился вниз, в мамину комнату; она была чуть поменьше нашей,
потому что в одном углу устроили туалетную, в другом - гардеробную, между
ними образовался альков, где и стояла кровать. Я с наслаждением открыл
окно и скользнул в постель, в которой был зачат. Странная мысль,
завораживающа и в то же время невыносимая, я прогнал ее, движимый
привычкой, сохранившейся от моей прежней детской нетерпимости, когда я
верил, что одна-единственная дурная мысль ставит под угрозу наше вечное
спасение.
Чтобы победить искушение, я прибегнул к средству, которое помотало мне
незаметно погрузиться в сон, - стал рассказывать себе историю: я всегда
что-нибудь сочинял. История, которую сейчас придумал, очень мне
понравилась. В тот год я впервые прочел в "Человеческой комедии" Бальзака
"Блеск и нищету куртизанок"; самоубийство Люсьена де Рюбампре в тюрьме
несказанно огорчило меня, и я пересочинил его историю: Люсьен де Рюбампре
не был скомпрометирован и не попал в тюрьму.