"Франсуа Мориак. Подросток былых времен (Роман)" - читать интересную книгу автора

- Я знаю, в каком направлении я хочу действовать, вернее, должен
действовать... Сам-то я ничего не хочу.
Я думал посмеяться над настоятелем, но неожиданно увлекс сам. То, что я
хотел написать Симону, разворачивалось вдаль и вширь перед моим внутренним
взором. Мне не терпелось скорее все изложить на бумаге, чтобы быть
уверенным, что это чудо свершится.



ГЛАВА II



Прошло больше года, и снова я открываю эту тетрадь:
записи в ней прерваны не за недостатком материала, о господи, нет! Но
все мною пережитое не поддавалось никакому толкованию, а главное - убило
во мне ребенка. Нет, это неправда: я стал другим, оставаясь самим собой. Я
не отказываюсь от того, что написал в семнадцать лет. Теперь я вступаю на
порог девятнадцатого года и, разумеется, не стал бы по собственному почину
записывать все, что было пережито. Но Донзак придает слишком большое
значение - и это мне кажется странным - моей реакции на повседневные
события жизни. Нет, пожалуй, это не так уж странно. Дело в том, что
Донзак, будучи бесконечно умнее мен (хотя он и написал мне однажды: "Ты не
так умен, как я, но почти что..."), страдает бесплодием, которому сам
удивляется: он все понимает, но выразить ничего не может. Он не сочиняет,
не творит, больше того - он не умеет излагать свои идеи. Он способен на
потрясающие формулировки, но совершенно не способен на развитие мысли.
Только мои сочинения обычно удостаивались чести быть прочитанными вслух
перед классом, его же - никогда. Донзака это поражает больше, чем меня.
"Подумать только, что именно ты, а не я, - вздыхает он, - ты будешь
выдающимся человеком, а я так и останусь никем до конца своих дней!" Но
вот он в чем великолепен: он не считает, что это несправедливо. Он верит,
что я стану писателем, даже большим писателем, а он будет всю жизнь
преподавать латынь невеждам семинаристам. Но он верит также, что,
отправляясь от любого написанного мною текста на тему, подсказанную жизнью
и преломленную моим восприятием, он, Андре Донзак, совершит то, что сам я
не способен совершить, то, что он называет "открытием". Открытие чего? В
его понимании речь идет о выявлении некой скрытой точки, где правда жизни,
постигаемая опытом, соединится с правдой, данной нам в откровении, в том
откровении, которое следует извлечь из грубой породы, затвердевшей вокруг
слова божьего в течение двухтысячелетней истории церкви.
И вот мы условились, что я должен черным по белому, не опуская ни одной
подробности, изложить все, что произошло в Мальтаверне, доверив это только
ему и никому другому, рассказать ужасную историю Симона так, как она
сложилась в моем сознании и продолжает развиваться, грызя меня изнутри. Я
понял, что во мне ничто не может умереть, что я до краев полон каким-то
странным, мучительным и мрачным миром... Что же будет, когда во мне
скопится столько воспоминаний, словно прожил две тысячи лет, как говорит
Бодлер? Какая чудовищна старость ждет такого человека, как я! Наверно, я
умру молодым... Нет! Это неправда: я не верю, что умру молодым, я не верю,