"Франсуа Мориак. Клубок змей" - читать интересную книгу автора

попытать счастья. Быть может, мертвый, я буду для тебя интереснее, чем
живой - хотя бы в первые дни, и ты из чувства долга прочтешь эти страницы
до конца. Мне так хочется верить в это. И я верю.



2

Нет, я не испытывал ревности во время твоей исповеди. Но поймешь ли ты,
что она разрушила во мне? Как тебе это объяснить? Я был у матери
единственным ребенком. Она рано овдовела и одна растила меня. Ты знала ее,
вернее сказать, - долгие годы жила рядом с ней, не зная ее. Даже если б
тебя это интересовало, тебе было бы трудно понять душевную близость,
соединявшую два одинокие существа - мать и сына; ведь у вас была совсем
другая семья - богатая и влиятельная, многочисленная буржуазная семья, с
твердо установленной домашней иерархией, со сложными правилами и
распорядком. Нет, тебе не понять, какими страстными, нежными заботами
может окружить сына, единственное свое сокровище на земле, вдова мелкого
чиновника, начальника одного из отделов префектуры. Мои школьные успехи
переполняли ее гордостью. У меня же, кроме них, и не было других радостей.
В те времена я был твердо уверен, что мы очень бедны. На мой взгляд, об
этом свидетельствовала наша скромная жизнь и строжайшая экономия, которую
мама сделала для себя законом. Я, конечно, ни в чем не знал недостатка.
Теперь-то я вижу, как меня холила и баловала мать. В Остейне у нее была
ферма, оттуда нам по дешевой цене доставляли провизию, и в детстве я был
бы очень удивлен, если б мне сказали, что в нашем доме изысканный стол:
откормленные пулярки, зайцы, паштеты из дичи, - все это нисколько не
казалось мне роскошью. Я всегда слышал разговоры о том, что наша ферма
ничего не стоит. И правда, когда она досталась матери в наследство, то
земля вокруг нее была бесплодной пустошью, - там мой дед в детстве сам пас
коров. Но мне было неизвестно, что мои родители прежде всего позаботились
о том, чтоб ее распахали, засеяли семенами сосны, и, когда мне исполнился
двадцать один год, я оказался владельцем двух тысяч гектар молодого
сосняка, где уже вели вырубку, поставляя крепежный лес в шахты. Мать
делала также сбережения из своих скромных доходов. Еще при жизни отца,
"вытянув из себя все жилы", купили усадьбу Калез (за сорок тысяч франков,
а я теперь эти виноградники и за миллион не отдам). Мы жили на улице
Сент-Катрин в собственном доме на четвертом этаже (дом этот и несколько
незастроенных участков отец получил от родителей перед женитьбой). Из
деревни два раза в неделю присылали корзину с провизией: мама старалась
как можно реже "ходить к мяснику". Я был одержим неотвязной мыслью попасть
в Эколь Нормаль. По воскресеньям и четвергам приходилось меня чуть не
силой прогонять из дому "подышать воздухом". Я нисколько не походил на тех
хвастунишек, которые делают вид, что они без всякого труда стали первыми
учениками. Я был "зубрила" и гордился этим: да, мол, я зубрила, вот и все!
Помню, что в лицее мне не доставляло никакого удовольствия изучать
Виргилия или Расина. Раз задано "по курсу" - значит, зубри, и только. Из
всех творений человеческого гения я выделял те, которые "входили в
программу", лишь они имели значение в моих глазах, и по поводу их я писал
в своих сочинениях то, что полагается писать в угоду экзаменаторам, - то