"Франсуа Мориак. Мартышка" - читать интересную книгу автора

сделали одолжение. Да-да, именно одолжение!


- Ты ей понравился, я сразу заметила, - сказала Леона.
Она освободила угол стола и со вздохом пододвинула кипу тетрадей.
- А по-моему, она не такая уж противная.
- Смотрите-ка вы! Она перед тобой лебезит, но, попомни мое слово,
остерегайся ее.
- Мне кажется, что она не совсем в своем уме... Во всяком случае, особа
чересчур экзальтированная.
- Не в своем уме, а отлично знает, чего хочет. Вспомни-ка, что о ней
говорят, хотя бы эту историю со священником! Смотри, берегись.
Робер встал со стула, потянулся, широко раскинув свои сильные руки, и
сказал:
- Ну, знаешь, я не любитель бородатых дам.
- Если бы она за собой следила, она была бы ничего, - заметила Леона.
- Я теперь вспомнил, что мне рассказывал Лусто. Она сама не
аристократического происхождения, не то дочь, не то племянница Мельера,
бывшего мэра Бордо. А почему ты смеешься?
- Потому что ты как-то огорчился, что она не настоящая аристократка...
Робер сердито взглянул на жену и, сутулясь, подошел к порогу; там он
прислонился к стене и яростно, даже с присвистом, стал сосать трубку.


В то время пока мать предавала сына в руки красного учителя, ее
несчастный кролик, извлеченный на свет божий из своего укромного убежища,
куда, увы, уже не было возврата, глядел на взрослых и растерянно моргал,
словно от слишком яркого света. В отсутствие мамы между тремя добрыми
богами - папой, бабусей и фрейлейн - начался спор. Откровенно говоря,
бабушка и фрейлейн часто сцеплялись, но обычно по самым нелепым поводам.
Австриячка иной раз позволяла себе дерзкие выражения, которые казались
особенно странными оттого, что в разговоре со своей баронессой она
почтительности ради употребляла третье лицо. Но сегодня Гийом догадался,
что и фрейлейн тоже хочет отдать его красному учителю.
- Почему бы ему не стать образованным господином? Он не хуже прочих, уж
поверьте!
И, повернувшись к Гийому, она произнесла:
- Поди поиграй, детка, в комнатах, иди, мой цыпленочек...
Мальчик вышел, но тут же снова проскользнул в кухню: ведь все равно
считалось, что он ничего не слышит, а если слышит, то не понимает.
Баронесса, даже не удостоив ответом дерзкую фрейлейн, отчитывала сына,
который сидел в своем любимом соломенном кресле у кухонного очага: зимой
он проводил все вечера за выделкой бумажных спичек или начищал до блеска
отцовские ружья, хотя ни разу сам не выстрелил.
- Покажи хоть теперь свою власть, Галеас, - умоляла его старая
баронесса, - скажи только: "Нет, не желаю! Не желаю доверять своего сына
этому коммунисту", а гроза тем временем пройдет.
Но фрейлейн снова вмешалась в разговор:
- Не слушай баронессу (она была кормилицей Галеаса и поэтому говорила
ему "ты"). Почему это Гийу не должен быть таким же образованным, как дети