"Уильям Сомерсет Моэм. Белье мистера Харрингтона" - читать интересную книгу автора

менял белье, аккуратно вынимая из чемодана свежее и аккуратно укладывая туда
ношеное, и совершал чудеса ловкости, лишь бы не показать и дюйма обнаженной
кожи. После двух-трех дней пути Эшенден оставил попытки быть чистым и
аккуратным в этом грязном поезде и вскоре обрел такой же неопрятный вид, как
и все пассажиры, но мистер Харрингтон не собирался отступать ни перед какими
трудностями. Он совершал свой туалет неторопливо, как бы ни трясли ручку
нетерпеливцы, и каждое утро возвращался из уборной вымытым, сияющим чистотой
и благоухающий душистым мылом. Облачившись в свой черный сюртук, полосатые
брюки и начищенные ботинки, он выглядел таким подтянутым и элегантным,
словно только что вышел из своего аккуратного кирпичного особнячка в
Филадельфии, чтобы сесть в трамвай, который отвезет его в контору. Однажды
пассажирам сообщили, что была попытка взорвать мост впереди, и что на
станции за рекой какие-то беспорядки, и не исключено, что поезд остановят, и
все, кто едет в нем, будут выброшены из вагонов или арестованы. Эшенден,
предвидя, что может расстаться с багажом, на всякий случай натянул на себя
самую теплую свою одежду, чтобы поменьше страдать от холода, если уж ему
придется зимовать в Сибири. Но мистер Харрингтон не желал слушать никаких
доводов. К такого рода случайностям он не подготовился, но Эшенден не
сомневался, что мистер Харрингтон, проведи он три месяца в русской тюрьме,
все равно сохранил бы свой подтянутый и щеголеватый вид. В тамбуры вагонов
вошли казаки и остались стоять там, держа винтовки наготове, и поезд
осторожно прогромыхал по поврежденному мосту. Затем машинист развел пары и
промчался через станцию, где, как их предупреждали, могла ждать засада.
Мистер Харрингтон был мягко ироничен, когда Эшенден снова надел легкий
летний костюм.
Мистер Харрингтон обладал крепкой деловой хваткой. Было очевидно, что
взять над ним верх способен только на редкость проницательный человек, и
Эшенден не сомневался, что его патроны поступили очень разумно, выбрав для
этого поручения именно его. Он будет всеми силами оберегать их интересы, и
если ему удастся заключить с русскими сделку, условия для них будут самые
выгодные. Этого требовала его верность фирме. О ее владельцах он говорил с
нежной почтительностью. Он любил их и гордился ими, но не завидовал им,
потому что богатство их было велико. Ему было достаточно получать жалованье
и чувствовать, что платят ему по заслугам, что он может дать образование
сыновьям и обеспечить жену на случай своей смерти, а сверх того - к чему
ему деньги? В богатстве он ощущал что-то чуточку вульгарное. Культура ему
представлялась много важнее денег. Деньги же он берег и после каждого
завтрака, обеда и ужина записывал в свою книжечку, во что они ему обошлись.
Фирма могла не сомневаться, что он укажет все свои расходы со скрупулезной
точностью. Однако обнаружив, что на стоянках к поезду подходят люди просить
милостыню, и убедившись, что война действительно их обездолила, он перед
каждой остановкой набивал карманы мелочью и, пристыжено посмеиваясь, что
попался на удочку таким обманщикам, раздавал ее всю до последней монетки.
- Естественно, я знаю, что они не заслужили подаяния,-- говорил он.--
И делаю я это не для них, а исключительно для собственного душевного
спокойствия: мне было бы очень неприятно думать, что ко мне за помощью
обратился истинно голодный, а я отказал ему в куске хлеба.
Мистер Харрингтон был нелеп, но симпатичен. Не верилось, что кто-то
способен обойтись с ним грубо - это было бы отвратительно, как ударить
ребенка. И Эшенден, внутренне скрипя зубами, но с притворной дружелюбностью,