"Сомерсет Моэм. За час до файфоклока (Перевод Е.Калашниковой)" - читать интересную книгу автора

строении, которое называли фортом, потому что там хранились ружья и
боеприпасы. Строение это было расположено напротив бунгало резидента и тоже
окружено садом. Солнце уже село, и Миллисент не понадобилось надевать шляпу.
Она поднялась и пошла туда. Гарольда она застала в его кабинете, позади
большой комнаты, где он обычно отправлял правосудие. Перед ним стояла
бутылка виски. Он курил сигарету и втолковывал что-то нескольким малайцам,
которые слушали его, подобострастно и в то же время чуть презрительно
улыбаясь. Лицо у него было красное.
Малайцы мгновенно исчезли.
- Я пришла посмотреть, что ты здесь делаешь, - сказала она.
Он встал - его обращение с ней всегда было подчеркнуто вежливым - и
покачнулся. Чувствуя, что ноги плохо его держат, он постарался напустить на
себя побольше важности.
- Присаживайся, дорогая, присаживайся. Мне пришлось задержаться -
неотложные дела.
Она посмотрела на него с негодованием.
- Ты пьян, - сказала она.
Он уставился на нее слегка выпученными глазами, пытаясь придать своему
большому, мясистому лицу надменное выражение.
- Не могу даже представить себе, о чем ты говоришь, - сказал он.
Она готова была обрушить на него целый поток гневных упреков, но вместо
этого вдруг разрыдалась. Бросившись в кресло, она закрыла лицо руками.
Гарольд с минуту смотрел на нее, потом у него потекли по щекам слезы;
протянув к ней руки, он шагнул вперед и тяжело упал на колени. Он плакал и
цеплялся за нее.
- Прости меня, прости, - твердил он. - Обещаю тебе, этого никогда
больше не будет. Во всем виновата проклятая малярия.
- Какой стыд, - простонала она.
Он всхлипывал, как ребенок. Было что-то трогательное в самоунижении
этого рослого, величественного человека. Наконец Миллисент подняла голову.
На нее был устремлен взгляд, полный мольбы и раскаяния.
- Ты мне даешь честное слово, что никогда больше не возьмешь в рот
виски?
- Даю, даю. Мне противно даже думать об этом. И тогда она ему сказала,
что у нее будет ребенок.
Он был вне себя от восторга.
- Теперь мне больше ничего на свете не нужно. Теперь можешь быть
спокойна за меня.
Они вместе вернулись домой. Гарольд принял ванну и лег поспать. После
обеда у них был долгий, душевный разговор. Он признался ей, что до женитьбы
иногда действительно пил сверх меры; здесь, в глуши, дурные привычки
приобретаются легко. Он обещал подчиниться всем ее требованиям. И все время,
пока ей не подошел срок ехать в Куала-Солор, Гарольд был образцовым мужем,
нежным, заботливым, полным любви и гордости; его решительно не в чем было
упрекнуть. За Миллисент прислали катер; она уезжала на целых полтора месяца,
и Гарольд свято обещал, что в ее отсутствие не притронется к бутылке.
Прощаясь, он положил руки ей на плечи.
- Я никогда не нарушаю данного слова, - сказал он со свойственным ему
величественным видом. - Но, не говоря уже об этом, неужели ты считаешь меня
способным в такое время причинять тебе лишние тревоги?