"Анна Матвеева. Небеса" - читать интересную книгу автора

густых черных волос. Передо мной этот Тамерлан даже и не подумал извиняться,
да и здороваться тоже не стал: брезгливо отразил присутствие, и только. Могу
поклясться, что он прекрасно заметил дефективную сумочку.
Зубов бросил меня в коридорчике, не предложив ни сесть, ни подождать, и
я стояла здесь, как аллегория глупости, прекрасно понимая, что не покину
своего поста.
В динамиках гремел разбушевавшийся Шопен.
"Нельзя думать так громко, дорогая, - твои мысли написаны на лице
огромными буквами!"
Зубов явился почти через час, азиата с ним уже не было. Я
рассердилась - не на депутата, а на себя саму, стоявшую в коридоре, как
цапля в болоте.
"Я сейчас реабилитируюсь", - пообещал Зубов и небрежно взял меня под
руку. Сердце размякло доверчивым щенком, я сразу позабыла все обиды.
Антиной Николаевич открыл передо мной очередную дверь с таким видом,
словно там находилась Янтарная комната. Оказался личный кабинет, с камином и
широченным кожаным диваном, при одном взгляде на который у меня загорелись
щеки.
Зубов прыгнул на диван и разлегся там с непринужденностью фавна.
Я стояла в дверях, мусоля несчастную сумочку.
"Дорогая, не стесняйся. Будь как дома, бери себе кресло. Сейчас нам
принесут кофе".
Зубов вел себя так, словно не допускал и мысли о нашем совместном
возлежании. Статус мой не определялся, и по отношению к этому особняку я
выглядела столь же нелепо, как выглядел он сам по отношению к Николаевску.
Зубов ни разу не намекнул, что интересуется мною как женщиной, но в то же
время он звонил мне и часто забегал в редакцию...
Я знала, что чувства нарисованы на мне, и Антиной Николаевич давно
должен был догадаться: я не просто влюблена в него, а нахожусь в ожидании
ответной реакции. Рафинированных бесед мне было мало. Кроме того, я почти
ничего не знала о Зубове. Имя, фамилия, отчество, цвет глаз, почерк, манера
курить, откидывая руку с сигаретой в сторону, - список оканчивался, едва
начавшись.
И все же спрашивать Зубова о любви мне было страшно, я всегда боюсь
тех, кого люблю.
Я не понимала, почему другие люди не влюблены в Зубова так же сильно,
как я?
Сашенька видела Антиноя Николаевича по телевизору, и когда я спросила
хриплым, голосом - как он ей, пренебрежительно дернула плечом: "Слишком
сладкий". Вера терпеть не могла депутата, она всякий раз говорила с ним так
грубо, что я пугалась и одновременно расправляла крылья - вдруг идолу
понадобится моя защита?
А Зубов улыбался Вере все шире и платил совсем иной монетой. Однажды
депутат подносил ей зажигалку и нарочно опустил ее так низко, что Вере
пришлось склоняться вдвое. В другой раз случайно махнул рукой, и только что
написанная знаменитыми корявыми строчками статья улетела в окно. Вера в
отчаянии смотрела, как листы медленно кружатся в воздухе, спускаясь в темное
пятно реки.
"Зачем он приходит к тебе так часто?" - спрашивала я Веру.
"Он не ко мне приходит, а в отдел информации, - с ненавистью отвечала