"Анна Матвеева. Небеса" - читать интересную книгу автора

переосмысленных трупов - берут умершее тело, в живот красиво монтируют
всякие ящички, к груди прикрепляют декоративные ручки, ноги украшают
лампочками. Эти артефакты напоминают мне литературу: когда мертвое чувство
украшают метафорами и моралями. Разве что белый гвельф, но ему до сих пор не
нашлось равных. Нет, дорогая, я предпочитаю иное чтение - история,
философия, богословие".
"Богословие - это актуально", - сказала я, вспомнив о своем утреннем
провале. Почему бы не рассказать о нем Зубову? Он улыбался, слушая меня, да
и мне самой теперь казалось, что речь идет о беспримерно смешных вещах.
Рассказ окончился живописанием гневных забегов Веры, и одновременно мы
поравнялись с городским зверинцем. Антиной Николаевич вежливо постучался в
окошечко кассы, над которым белела табличка: "Детский билет - 15 рублей,
взрослый билет - 15 рублей"
"Нам, пожалуйста, один взрослый билет и один детский, - потребовал
депутат, кивая в мою сторону. - Вот этот ребенок со мной".
Кассирша раскраснелась от старания, сдавая мелочь в холеную ладонь
Зубова.
"В стране, где люди не видят разницы между взрослыми и детьми, трудно
заниматься политикой", - грустно заметил Антиной Николаевич, высыпая монеты
в руку нищего, который взялся будто из воздуха и теперь благодарно кивал
депутату.
Мы шли к белым медведям. Грузные и лохматые, они ныряли в бассейн,
мелькая смешными черными подошвами. Потом вылезали на воздух, стряхивали с
блекло-желтых шкур мелкие водопады брызг и щурили узкие глаза.
"Желтые медведи, - вяло пошутил депутат, но почти сразу оживился,
завидев маленькое кафе. - Заходи, дорогая, зимой в зверинце холодно".
В кафе такого сорта официанты не водятся, и депутат самостоятельно
сбегал к барной стойке за бутылкой польского шампанского. Красиво открыл
бутылку и разлил шуршащий напиток в пластиковые стаканчики.
Я не могла привыкнуть к его красоте: все же собой он был хорош
сказочно. Все оборачивались на Зубова - мужчины, женщины, дети, даже чужие
собаки приходили к Антиною Николаевичу и умильно выкладывали слюнявые головы
ему на колено. Впрочем, собаки старались зря - он их не любил.
"Муж твоей начальницы - священник, хотя матушка Вера предпочла бы
видеть его в несколько другой одежде. Матушка - человек суровый и
нетерпимый, но вот по части религий проявляет ангельское смирение. А заметка
твоя не сходилась с генеральной линией, которую матушка прочертила для
религий и сект: она считает, что каждый имеет право на своего Бога... От
себя добавлю - две сравнительно молодые особы никогда не начнут дружить,
склонившись над общей кастрюлей. Capito? Помог я тебе?"
"Весьма, - сказала я. - Депутаты как раз и нужны для того, чтобы
помогать простым людям".
Зубов весело глянул на меня поверх стаканчика, где прыгали мелкие
пузырьки:
"Ты мне нравишься. А вот оконфузившийся владыка Сергий матушке Вере не
нравится. Потому она и старается закопать его поглубже. Знаешь, дорогая, в
таких случаях газеты оказываются куда надежнее совковых лопат. Наш Цезарь
никогда не сможет доказать, что не был знаком со своим Никомедом... Да, это
тебе не партия любителей Вишну!"
Он ловко ухватил бутылку за толстое зеленое горло и разлил остатки