"Анна Матвеева. Небеса" - читать интересную книгу автора

поправки к законопроектам. Нет, Антиноя Николаевича влекли иные горизонты по
слухам, он мечтал просочиться в исполнительную власть и пустить там густые
корни, чтобы впоследствии вырастить из себя губернатора, а то, глядишь, и
целого Президента.
Я молча разглядывала заоконную мозаику, составленную из городской реки,
серого неба и двух грустных елок, высаженных напротив Дома печати. Вера и
Зубов говорили теперь друг с другом куда любезнее прежнего, и Афанасьева
даже предложила депутату вишнуитский пирожок - тот отказался от
идоложертвенной пищи не без брезгливости. Оба не замечали меня, Вера делала
это демонстративно, Антиной же выглядел так, будто был полностью поглощен
собеседником, хотя видел и слышал при этом все вокруг.
Мне следовало покинуть эту сцену.
У лифта стояла Ольга Альбертовна - ответственный секретарь, которая
принимала с утра мою идиотскую заметку. Дама эта сразу показалась мне
безжалостной валькирией, тем удивительнее было слышать от нее человеческие
слова: "Ругаева, мне понравилась твоя информация. Терпеть не могу
придурков!"
Я не верила ни ушам своим, ни глазам - вдруг валькирия тоже сошла с
ума, но просто еще не знает об этом? Она же стащила с носа очки и смотрела
прямо на меня близорукими, бесцветными глазами:
"Если тебя начнут обижать, напрямую ко мне, поняла? А Верку не бойся,
она баба хорошая. Еще дружить с ней будешь".
Не дав мне промычать хотя бы словечко в ответ, валькирия заскочила в
лифт и умчалась в редакционные выси - к последним этажам.
Я же вновь прижала кнопку вызова, и через минуту на этаже скрежетнула
соседняя кабина.
Когда двери закрывались, их придержала блестящая штиблета.
Мы шли рядом, мы шли вместе.
Антиной Николаевич предложил мне руку, и я ухватилась за нее с
удовольствием. Встречные девицы ненавидели меня взглядами - таким красивым
был мой спутник.
"Знаешь, дорогая, в чем заключается подлинная трагедия депутата
Зубова?"
Он сразу начал звать меня "дорогая", но звучало это не привычно
ласково, как у телевизионных мужей, - нет, депутат с капризным, особенным
привкусом выделял гусиный третьий слог - и превращал прилагательное в
существительное: оно вправду начинало существовать... Зубов почти всем
придумывал прозвища, и они прилипали к людям намертво, как смола. Веру он
звал "матушкой", она бесилась от этого неприкрыто.
"Подлинная трагедия депутата Зубова - его молодость", - сообщил Антиной
Николаевич, и я порадовалась, что не стала отвечать - вопрос депутата был
риторической фигурой. Молодых в политике не жалуют, не жалеют и не желают
вот почему так редко случаются в моей жизни телевизионные показы, вот почему
девушки не узнают меня и не просят автографов: всему виною массовая
ненависть коллег по законотворчеству".
"Шикарно говорите, - не утерпела я, - вам не законы, вам бы романы
писать!"
Депутата передернуло:
"Дорогая, знала бы ты, как я не люблю романы! Я даже к бандитам лучше
отношусь. В Германии, кажется, однажды видел выставку художественно