"Анна Матвеева. Небеса" - читать интересную книгу автора

Так и было сделано, но пьяная драка все равно произошла - без всякого
участия Кабановича.
Единение сердец отмечали в ресторане "Молодежный", том, где по стенкам
барельефы из обнаженных людей. На столах можно было увидеть все имевшиеся в
перестроечной реальности деликатесы, присутствовала даже красная икра, с
которой мы не виделись с детства, - и гости возмущались богатством угощения,
ведь страна в то время плотно сидела на талонах. Лично мне до икры не было
никакого дела, зато исключительно хотелось надраться. Первые тосты мне
вздумалось запивать водкой, последние - шампанским, хотя с неменьшим успехом
я могла бы принять яду, и, наверное, так было бы лучше для всех.
Начало свадебных игрищ я худо-бедно помню, но потом все прорывается
наружу отдельными, яркими вспышками. Злое Сашенькино лицо, треугольником
торчащее из-под белой шляпы. Вежливый утомленный Лапочкин. Чужие потные руки
и мой негромкий голос, плывущий со сцены, - я согнала приглашенного солиста
и, усевшись за "Roland", исполнила совершенно неподходящую случаю песню
"Извела меня кручина, подколодная змея"... Гости освистали меня нещадно,
поспешив вернуть солисту микрофон и уверенность в себе. По лицам били пятна
цветомузыки, динамики грохотали популярными песнями из трех аккордов,
женщины в люрексе плясали с потертыми мужчинами, а я мучительно гадала, кем
они приходятся Алеше и Сашеньке. Полноценно молодых людей на свадьбе было
мало, вот мне и пришло в голову закрыть собой эту пробоину, выразив сложные
чувства в бескомпромиссном, страстном танце.
К счастью, я была очень пьяна, а потому запомнила не все подробности
танца. Помню, как раскручивала вокруг себя пиджачок, помню восхищенные
пальцы на плечах и желание отодрать от себя эти пальцы, а все, что было
потом, затянуто плотной пеленой пьянства.
В те дни я вообще очень много пила и впервые в жизни начала чувствовать
собственную печень - она мертво лежала в правом боку, казалась мне
иззубренной и серебристо-светлой, будто кусок слюды. Кажется, я отключилась
еще в машине - а поутру очнулась дома, в условиях беспощадного похмелья.
Рядом негодовал телефон.
"Ты испортила мне свадьбу. - Сашенька говорила прокисшим голосом. - Ты
клеила эротическим танцем делового партнера Алексея, на которого он очень
рассчитывал. Теперь уже не рассчитывает: Алексею пришлось с ним подраться
иначе партнер оттрахал бы тебя в мужском туалете. Он уже почти успел это
сделать - ты не сопротивлялась, висела, как лапша".
"Господи!"
"При чем тут Господь? - возмутилась Сашенька. - Уясни, Глаша, я не хочу
тебя больше видеть!"
Невидимая сестра швырнула невидимую телефонную трубку в
квартире-невидимке, где я была всего лишь однажды и где предстояло жить
замужней Сашеньке - среди встроенной мебели, под картинами современных
художников. Лапочкин любил живопись и скупал полотна оптом: художники любили
Лапочкина и делали ему выгодные скидки.
У нас дома была всего одна картина, и та очень плохая - слабенькая
копия Рериха, в сине-голубых тонах. Когда приходил Лапочкин, мама прятала
Рериха в кладовку - стеснялась! От Кабановича она ничего не прятала, даже
выстиранное белье сохло посреди комнаты, похожее на занавес: возлюбленный
часто путался в цветастых влажных пододеяльниках.
По счастью, дома нынче не было ни мамы, ни белья: ничто не сохло над