"Непонятные" - читать интересную книгу автора (Каипбергенов Тулепберген)

18

Земля без людей — сирота; без земли — люди сироты; а вот дом — сирота без мужчины.

Когда-то дом Генжемурата был уютным, просторным. Не стало Генжемурата — и будто поник, будто пригнулся к земле его дом.

Получив страшную весть о гибели мужа, жена Генжемурата увяла. Улыбка, казалось, навсегда исчезла с ее приятного круглого лица. Единственная дочь исхудала, стала как тростиночка. Когда Генжемурат уходил в нукеры, жена ждала второго ребенка. Сын родился без отца, матери не с кем было разделить свою радость. Мальчик рос слабеньким, мать не находила в себе душевных сил ухаживать за ребенком так, как ухаживала бы она за ним в счастье и душевном спокойствии…

Есть ли на свете что-нибудь сильнее смерти?.. Нет! Она всевластна. Она никого не отпускает от себя обратно. Всех заставляет она смириться перед ее ликом, покориться тому, что берет у живых в свой невозвратный полон его близких и дорогих.

Смирилась со вдовьей судьбой и жена Генжемурата, со временем меньше стала чувствовать остроту своей потери.

Однажды вечером кто-то приблизился к ее дому и спрыгнул с коня. Жена Генжемурата испугалась. Взяв под крыло своих цыплят — дочку и сына, она, словно курица, затаилась в укромном уголочке. Всадник, слышала она, отряхнул шапку и направился к входу, похлопывая плеткой по голенищу сапога. Совсем как Генжемурат когда-то.

Женщина вскочила, стремглав кинулась к двери, пыталась закрыть ее створки — ей показалось, что к ней в дом жалует дурной вестник. Кто-то сильным толчком отворил дверь и шагнул в юрту. Женщина остолбенела — перед ней вырос Генжемурат! Живой Генжемурат!

Жена и дочь уставились на него, как на привидение, хотя Генжемурат ничуть на него не походил: он округлился, возмужал, раздался в плечах — красивый, сильный мужчина. Генжемурат понял причину молчаливого потрясения жены и дочки. Он ласково улыбнулся, обнял своих родных по очереди, потом обхватил руками всех разом и прижал к себе.

— Это я, живой и невредимый. Злые люди небось поспешили сообщить вам, что я отправился на тот свет. Нет! Как видите, жив и здоров. Был ранен, меня вылечили русские. — Генжемурат, замирая от счастья, поднял сына высоко над головой, пощекотал его рыжими своими усами. — Как назвали мальца? Толыбаем? Подходящее имя — сразу тебе и «полный» и «богатый»! Об этом только мечтать можно — иметь сына Толыбая! Пусть на нашей земле будет побольше богатых!..

Жена сияла как солнце. Она успела принести вязан ку дров, разжечь огонь в очаге.

— Ой, и конь-то у тебя прежний, он меня признал!.. Ну, пока чай не вскипел да не сбежались соседи, рассказывай: что с тобой приключилось, где был-пропадал, как тебе удалось добраться до дома?

Генжемурат прикусил нижнюю губу, улыбнулся глазами, потом подмигнул девочке. Она громко прыснула, а мальчик, чувствуя, что все радостны и оживлены, вдруг подпрыгнул, как лягушонок, и вцепился ручонками в ее платье.

— Я расскажу вам, моим нетерпеливым, о самом главном. — Генжемурат усадил дочку на одно колено, сына — на другое, поцеловал их и взглянул на жену взглядом, в котором были и тоска, и счастье. — Война есть война, всякое на ней случается… Моей целью было пробиться с джигитами к русским и попросить у них помощи для вызволения Ерназара из зиндана. Во время боя я высмотрел среди русских солдат их военачальника и во весь опор поскакал к нему. Кто-то выстрелил мне в спину; не знаю, на кого думать — на хивинцев, на своих ли. — Генжемурат сделал паузу, печально усмехнулся. — Я свалился с коня прямо на глазах у солдат. Меня подобрали русские и усадили на арбу рядом со своими ранеными. Везли нас аж до самого Оренбурга, там поместили в больницу. О русских лекарях и говорить нечего — чудодеи, и только! Поставили меня на ноги.

— А как же русские тебя потом отпустили?..

— Пока я не поправился совсем, не отпускали. Вот так-то! Я и языку ихнему немного за этот срок научился, потом попросил разрешения вернуться домой, они не препятствовали. Привели моего коня; они, оказывается, и его не забывали, подкармливали. И вот — вернулся целехонек. Около Аральского моря встретил Аскар-бия и муллу Шарипа. Они, по настоянию русских, возвра щались домой из казахских и других земель, где было взялись учить татар, башкир и казахов уму-разуму. Их бы самих кто поучил!.. Остаток пути мы проделали вместе.

— Все как во сне или в сказке! — прошептала жена, раскрасневшаяся от огня или, может, от радости.

— Да, да, ты права! Русские табибы заботились обо мне так, как родители никогда не заботились, выхаживали, словно дитя малое. Наверно, это и есть самое удивительное в этой сказке…

Вскоре весть о возвращении Генжемурата разнеслась по аулу — разнеслась как весть о чуде, о милости божьей.

Счастье снова улыбнулось дому, и он будто опять вырос и похорошел. Глухие тропинки, заросшие травой, через день-два снова стали пыльными, точно живыми, от человеческих ног.

На другой день навестил дом Генжемурата и Ерназар Алакоз.

— Ха, Генжемурат, выкладывай, братец, да побыстрее, новости с того света!.. — Ерназар крепко прижал друга к груди.

— Проходи, проходи, друг мой Ерназар! Тот свет — он такой, как ты мне когда-то его описал. В раю для меня местечка не нашлось, поэтому я и вернулся к вам.

Сыпались шутки, звучал смех. Когда появился Зарлык и несколько ближайших друзей Генжемурата, все затихли в ожидании. Рассказ Генжемурата о его скитаниях и приключениях был краток — ему уже надоело в подробностях повторять свою эпопею, к тому же он был уверен, что друзья все поймут с полуслова. Под конец он обратился к Ерназару с вопросом:

— Правду ли я слышал о тебе? В угоду хану, толкуют люди, ты вступил в его войско нукером?.. Когда сам вернулся?

— Недавно, совсем недавно! — задумчиво протянул Ерназар. — Оказалось, правы были те, кто изрек когда-то: «Камень ногти стачивает тому, кто служит хану». Так-то, друг! — Ерназар неторопливо поведал Генжему-рату о себе, своих злоключениях, о разговоре с Михайловым.

— Апырмай, мы с тобой и взаправду по тому свету покочевали! — Генжемурат поцокал языком, потом добавил: — Русское царство — великое царство! В больнице я столько всего наслушался о России! Весь мир трепещет, когда русский царь гневается. Правильно сделал наш хан, что принял во внимание советы русского посла, а не инглиса! Под небом, под которым мы обитаем, самое сильное государство — Российское. Жаль, что тебе не довелось встретиться с русскими чиновниками из свиты посла.

— По-моему, все зависит от дастархана, которым владеет народ! — вмешался Зарлык. — Что у нас есть такого, что могло бы прельстить русских? Чем, каким таким богатством можем мы склонить их на нашу сторону?

— Я понимаю мысль Зарлыка! — поддержал его Ерназар. — Любому царству нужно богатеть, и русскому — тоже! А что у нас есть?.. Безбрежная, голая степь, голодный, холодный народ, разъединенные и враждующие друг с другом роды и аулы. Амударья — бешеная река… Единственное наше достояние — это рыба в Арале… На службе в ханском дворце я понял: человек нужен человеку, если в том есть какая-нибудь выгода или прибыль. Народ нужен другому народу, если от него можно хоть что-то получить, поживиться за его счет… Если бы у нас была сила, хоть какая-нибудь силенка!.. Это дал мне понять и Михайлов!

— Эх, джигиты! Много я повидал разных земель да народов! Самая убогая, самая грязная и неприглядная земля — наша. Есть земли гористые, есть холмистые, есть — сплошь в лесах и зелени, а наша…

Мужчины так увлеклись разговором, что не сразу заметили в дверях Ерназара-младшего. Генжемурат радушно его приветствовал. От него не укрылось, что юноша возмужал, окреп, что и среди зрелых джигитов он держится непринужденно и свободно.

Хозяин и его гости опять вернулись к судьбе несчастной своей страны, вернулись с болью и чувством безнадежности.

— Наш народ привык кланяться тем, у кого в руках плетка, а за плечами ружье! Привык подчиняться силе! — с горечью заметил Ерназар Алакоз. — Чтобы избежать рабской нашей доли и привычек, нам нужно быть едиными и сильными, а для начала — создать войско, каракалпакское войско, джигиты. Следующее поколение продолжит наше дело! Оно, глядишь, заимеет возможность подумать и о самостоятельном каракалпакском ханстве! Да что думать — создать! Глядишь, и отучились бы каракалпаки гнуть спину и подобост растничать: «Чего прикажете да чего изволите, повелители вы наши?..»

Все глубоко задумались над его словами. Первым подал голос Ерназар-младший:

— Ерназар-ага, хоть вы и старший, все равно я хочу возразить вам.

— Говори, мой младший брат, говори смелее! Если в деле мы будем руководствоваться длиною бороды, на самый большой почет будут притязать козлы…

— Мы видим, в каком положении наша страна! Мы знаем, чем здесь живет, на что уповает и стар и млад. Конечно, люди не все одинаковы и не все стремятся к одному и тому же! Однако нет среди каракалпаков и еще не было таких, кто седлал бы и подковывал коней для других, кто возводил бы юрту для другого. И коней, и дома строят для себя. Так что — хотя мы живем каждый сам по себе, разрозненно, но чужие пятки не лижем… Меня, например, удручает другое, когда я сравниваю нашу степь с другими землями. На ее просторах нет ни одного минарета, ни одного медресе, ни одного дворца, оставленного нам предками, как это водится в других странах. — Ерназар-младший обвел всех внимательным взглядом, который вопрошал: поняли его или нет, согласны с ним или нет? — Уверен в одном: если мы соберем и обучим войско, то и ханство можем сами создать. И вообще, по-моему, нам следует больше задумываться о собственных действиях, о том, как нам нашу жизнь прожить, а не о том, как будут жить наши потомки!.. Тогда люди последуют за нами.

— Парень прав! — охотно поддержал Зарлык Ерназара-младшего.

Генжемурат, изумленный тем, что самый младший среди них высказал мысли, достойные самого старшего, тоже выразил одобрение джигиту. Алакозу претило, что младший Ерназар так пренебрежительно говорит о будущем поколении, что ему наплевать на то, как будут жить люди завтра. Однако он не стал опровергать его, сосредоточивать внимание людей на расхождениях. Если удастся создать каракалпакское войско, то это сослужит добрую службу в будущем, близком будущем, а это главное.

— Ну что ж, давайте приниматься за дело, не растягивая его надолго. Я обучу наших нукеров тому, чему научился в Хиве сам. Генжемурат небось тоже перенял кое-что у русских… Смелее! Всегда страшно начать, но ведь великое начинается с малого.

В торжественной тишине раздался тихий голос Ген-жемурата:

— Я — нукер, Зарлык и младший брат Ерназар — тоже нукеры! Так и начнется войско каракалпаков! Потом к нам присоединятся другие, обязательно присоединятся!

— Ты прав, Генжемурат, это и есть начало! Будем считать, что наше войско родилось! — Ерназар произнес эти слова и сам себе не поверил: то, что казалось сложным и неосуществимым, родилось легко и просто. — Важно собрать, сплотить надежных и закаленных джигитов!.. У нас должна быть своя воинская клятва! Для нукеров — это первое дело! Сначала принесем присягу мы, четверо, потом — другие! Я знаю, что любое воинство начинается с присяги! — внушал Ерназар своим соратникам.

— Вы хотите сказать, что тот, кто обжегся на молоке, должен дуть на воду? — улыбнулся Ерназар-младший.

— Нет, нет! Но везде и всюду нукеры дают клятву! Если кто-нибудь после этого совершит предательство, нарушит присягу, то с него и спрос как с предателя! И наказание беспощадное. Нет ничего хуже для страны, чем предательство!

— Нам еще надо придумать, как мы будем называть своих воинов. Русские называют своих — солдатами, казахи — сарбазами, хивинцы — нукерами! — проявил осведомленность Генжемурат.

— Давайте назовем их «кыран», то есть «каракалпакский сокол»! — вырвалось из уст Алакоза.

Один за другим возникали новые вопросы, которые требовали ответа и решения. Ерназара-младшего разбирали любопытство и нетерпение — а какой должна быть форма, одежда кыранов? Наверно, красивая?..

— Трудно одеть всех в одинаковую, тем более — красивую одежду, форма требует средств! — усомнился Зарлык.

— Я думаю так: тот, кто захочет стать кыраном, поверх своей одежды должен будет надевать черный чекмень, тогда у наших соколов будет что-то вроде формы! — нашел выход Ерназар Алакоз.

— Не будут ли они выглядеть чересчур мрачно? — не согласился Генжемурат. — Не станут ли похожими на душегубов хивинских!

— По-моему, Ерназар-ага здорово придумал! — так и загорелся Ерназар-младший. — Черный цвет выражает тайную печаль, тайную тоску народа, он будто несет в себе горе предков. Но вот на голове хорошо бы носить дегелей или шегирме[9] желтоватого цвета. Мы так долго ждали милости от бога, что аж пожелтели, — вот что будет означать желтая шапка. И еще хочу добавить: чтобы каракалпакские соколы не казались людям жестокими, они должны почаще улыбаться!

— Ну что ж, по-моему, краси-и-и-во все разрисовали! — растроганно отозвался Генжемурат. — Ну, а уж на ноги пусть каждый обует то, чем богат…

— Да, пока другого выхода у нас нет! — Зарлык взял обеими руками хлеб с дастархана. — Джигиты, давайте присягнем на хлебе! Пусть каждый его коснется и скажет: «Если я нарушу то, о чем мы тут договорились, пусть я буду проклят этим хлебом!..»

Алакоз первым принял у Зарлыка хлеб и повторил за ним: «Если я нарушу то, о чем мы тут договорились, пусть я буду проклят этим хлебом!»

— Настоящую воинскую присягу для каракалпакских соколов пусть сочинят наши Ерназары! — улыбнулся Зарлык.

— Джигиты, мы начинаем великое дело! — взволнованно произнес Ерназар. — Без благословения Каракум-ишана ему не суждено жить.

«Святой» ишан не благословит! — Зарлык гневно сверкнул глазами.

Младший Ерназар колебался, не зная, как отнестись к тому, что сказал Алакоз. Генжемурат пригорюнился: уж от кого от кого, а от ишана надо все хранить в секрете!

— Эх, джигиты, джигиты! — удрученно покачал головой Алакоз. — Знаете, чему я научился в Хиве, что я там воочию увидел? С помощью лжи можно обойти весь мир, открыть любые двери! Ханский дворец стоит не на земле, не на ней держится, а на лжи!.. Врага надо бить его же оружием; не беда, если мы прибегнем к лжи.

— Но каким образом? — спросил младший Ерназар.

— Мы внушим Каракум-ишану, что наше войско предназначается для его охраны и спокойствия, для защиты ислама…

— Он не поверит, — возразил Генжемурат.

— Поверит, еще как поверит! Он принял имя Кара-кум-ишана, чтобы подтвердить, доказать свою приверженность нашей земле. Он же на всех дорогах провозглашает, кричит: «Хочу стать каракалпаком!» Мы вчетвером отправимся к нему, поздравим со святым его званием, заведем речь и о войске…

Джигиты были в нерешительности, каждый взвешивал доводы Ерназара.

— Да поймите же вы! Без ишана мы ничего не сделаем, не добьемся ничего! Его одобрение — это одобрение баев, влиятельных людей, их поддержка! Они снабдят конями, оружием и другим снаряжением наших соколов! Сыновей своих охотнее станут отдавать в наше войско! Вот что такое иметь ишана в союзниках! — горячился Ерназар Алакоз.