"Сергей Мартьянов. Волны бегут... (Рассказы о пограничниках)" - читать интересную книгу автора

Вечером он написал жене длинное-предлинное письмо, описав в нем: и
чистенькие улицы, и замшелые сосны, и пляж, и море.
...Море властно звало его, и теперь Чугунов ходил к нему, как на
свидание. Он уже не думал о дозорных тропах, захваченный все новыми и
новыми открытиями.
На следующий день установилась ясная солнечная погода, и все стало не
таким, как вчера. Стволы сосен горели на солнце, синицы посвистывали
звонко и отрывисто, словно чокались хрустальными рюмками: дзинь-дзинь,
дзинь-дзинь... А море... Море было разноцветным, начиная от четкой линии
горизонта и кончая прибоем. Дул резкий сильный ветер, и низкие валы гряда
за грядой непрерывно бежали к берегу. Их белые гребни рождались далеко в
море и все нагоняли и нагоняли друг друга, пока на разбивались о мокрый
песок. Море шумело по-особенному - не ударами, а непрерывным железным
шелестом. Лед стаял совсем.
Чугунов стоял в кустах, на дюне, чтобы сверху лучше видеть. Пляж был
пустынен, только какая-то женщина в красной шляпке брела по нему, изредка
ковыряя песок прутиком. "Что она там делает? Янтарь, что ли, ищет?" -
подумал полковник.
Потом он долго гулял по лесу. Было тихо, с земли бесшумно взлетали
синицы и садились на ветви. Лучи солнца косым дождем падали из просветов.
Ноги утопали в зеленом мху, изредка попадались канавки с черной студеной
водой.
"И до чего же красиво! - размышлял полковник. - И как же ничего
подобного я не замечал раньше?"
Он поднимал и долго разглядывал вылущенные белками сосновые и еловые
шишки, растирал пальцами прядки мха, перекусывал жесткие травинки.
Возвращался Чугунов по тихой безлюдной улице "Юрас". Позднее он
узнал, что "Юра" - это "море", а "Юрас" - "Морская", сейчас же ему было
диковинно все здесь - и чистые плитчатые тротуары, и разноцветные
палисадники, и нарядные деревянные дачи. Все они были разные, непохожие
одна на другую, и в то же время очень одинаковые - словно игральные карты.
Если бы Чугунова попросили описать эти дачи, он бы не сумел - не хватило
бы слов. Только бы и сказал: "Деревянные, легкие, с кружевными узорами
веранд и окон". И он посетовал на скудность своего воображения и своего
лексикона. Но что поделаешь?
И еще он отметил, что многие дачи пустовали, забитые досками. Их было
так много, этих пустующих, никем не охраняемых убежищ, что полковнику
вдруг пришла нелепая мысль: "А не могут ли скрываться в них всякие темные
личности? Заберется какой-нибудь бродяга, и никто его тут не найдет".
Только у одной голубенькой дачки восседала на крыльце огромная овчарка
чепрачной масти, и Чугунов долго любовался ее красивой статью. "Такая
никого не подпустит", - позавидовал он хозяину.
...Вечером Чугунов снова написал домой письмо, и это не показалось
ему лишним и обременительным.
Наутро он поднялся чуть свет и поспешил к морю. Ему хотелось, чтоб
никто не ступил на берег раньше его. Но опоздал. Вчерашняя незнакомка в
красной шляпке, с прутиком в руке, уже прогуливалась там. В одном месте
она что-то начертила на песке, постояла немного и пошла дальше. На женщине
была серая шубка, поднятый воротник закрывал лицо.
Чугунов ревнивым взглядом проводил ее и спустился к воде. "Ходит,