"Сергей Мартьянов. Короткое замыкание (Рассказы о пограничниках)" - читать интересную книгу автора

Застава наша стояла в открытой степи, в каких-нибудь ста шагах от
границы с Ираном. А напротив было иранское селение и стоял иранский
пограничный пост. Стоило подняться на вышку, как и селение и пост
просматривались отличнейшим образом. Зрелище получалось довольно унылое.
Представьте себе беспорядочное нагромождение глинобитных хижин с
нахлобученными на них островерхими соломенными крышами. Вместо окон —
узкие отверстия без стекол, без рам. Ни одного деревца, ни одного кустика
во всем селении. Голая глинистая земля во дворах и на улицах. В жару —
пылища, в дождь — грязь. И великое множество тощих облезлых псов. Ночью
лают — спать не дают. Ребятишки бегают, взрослые слоняются со двора во
двор, что-то делают, о чем-то разговаривают. Женщины, мрачные как
монахини, в длинных черных одеждах, сидят на корточках перед дымными
очагами. Иногда доносятся оттуда выкрики или пение на азербайджанском
языке: в селении живут иранские азербайджанцы. Только староста да два-три
богатея были фарсы, или персы.
— Твои сородичи, Октай, — говорили мы.
— Вижу, — вздыхал Октай и долго молча смотрел на своих сородичей, а
потом начинал горячо говорить: — Почему так получается? И мы
азербайджанцы, и они азербайджанцы. Так? Почему мы как люди живем, а они —
как бездомные? Почему не перейдут к нам? Ведь рядом, совсем рядом! Разве
бы мы их не приняли?
— А может, им нравится у себя жить? — осторожно возражали Октаю.
Тут он совсем выходил из себя:
— Ты — глупый человек! Что значит, им нравится? Не может этого быть.
— Не встревай не в свое дело.
— А-а! — в сердцах отмахивался Октай. — Это не ответ.
Но так было на первых порах. Потом он привык и махнул рукой: сами
виноваты, раз терпят такую жизнь.
Нас, конечно, больше интересовал их пограничный пост. Тоже не дворцом
выглядел. Облупившиеся, в трещинах глинобитные стены. Глухой двор,
обнесенный дувалом. В дувале — бойницы. Над дувалом — высокая
наблюдательная вышка из кирпича. На вышке — будочка, похожая на
скворечник. Вокруг будочки — площадка без перил. На площадке с рассвета до
темноты топчется часовой. Время от времени поднимает к глазам бинокль и
рассматривает нашего часового — долго, в упор, словно давно не видел.
Мы знали, что солдатами на посту служили тоже иранские азербайджанцы.
Командир, кажется, был фарсом. Знали и его фамилию — лейтенант Хасан Ризэ.
Это был тощий, голенастый человек в островерхой щеголеватой фуражке. По
селению он разъезжал на велосипеде, важно восседая на нем и широко
растопыривая колени.
Господин лейтенант имел хамскую привычку лупить солдат по
физиономиям. Выстроит подчиненных во дворе поста, подаст команду "смирно",
вызовет провинившегося из строя и на виду у всех хлещет его по лицу.
Деловито хлещет — по левой щеке, потом по правой, затем опять по левой и
опять по правой. И боже упаси, чтобы солдат нарушил стойку "смирно". Он
должен стоять как истукан, иначе — карцер или битье палками.
— Черт знает что! — возмущался Октай. — Не могут сдачи дать этой
скотине! Эх, серость, забитость... Меня бы тронули, так...
Однако ничего на той стороне не менялось.
На вышку частенько взлетали курицы, прохаживались у ног часового.