"Андрей Мартьянов. Последняя война" - читать интересную книгу автора

саккаремцы живут только урожаем со своих полей, а их становище мы сожгли. Я
бывал в этих краях раньше, торговал... Много весен назад.
Менгу понял, на что намекает пятидесятник. Огромное войско Гурцата с
рассвета двигалось в глубь владений шада, и сейчас через пшеничные и рисовые
посевы, через старательно прокопанные феллахами каналы прошло несколько тысяч
конных. Урожая не будет.
- Тогда избавь их от страданий, - поморщился молодой сотник. - Разве по
закону оставлять людей умирать от голода? Пускай они умрут сейчас.
Танхой с четырнадцати лет был нукером у Гурцата, в те времена даже не
помышлявшего о Золотом Соколе хагана, и выполнял приказы без лишних слов. Его
маленькая, пегой масти кобылка сорвалась с места. Пятидесятник что-то резко
выкрикнул, проезжая мимо ровного строя нукеров, со скрипом натянулись луки...
Никто и никогда не вправе говорить, что мергейты жестоки. Да, без
сомнения, любой чужак для степняка является пускай скрытым до времени, но
врагом. Разве женщина из Саккарема не может взять в руки саблю, или мальчишка
не сможет воспользоваться ножом, чтобы отнять жизнь у одного из сыновей Вечного
Неба-Отца? Войско уйдет дальше, так зачем оставлять за своими спинами врагов,
которые видели огонь, пожирающий их жалкие глиняные юрты? Сотник Менгу
правильно сказал - к чему заставлять этих людей и дальше страдать под жестоким
солнцем? Пусть они сбросят оболочку смертного тела и уйдут за грань мира, туда,
где Заоблачные духи примут каждого.
Менгу, наклонив голову, наблюдал, как короткие, украшенные сизоватыми
перьями степных птиц стрелы вначале ринулись к небу, а затем градом обрушились
на сбитых в кучку старцев и женшин с детьми. Они не сопротивлялись и не бежали
принимая смерть как нечто самое обыденное и привычное. Сотник глянул на стоящих
неподалеку саккаремских мужчин-пленников и снова покачал головой. Да, конечно,
у многих на лицах отразилась боль или тяжкое страдание, один даже качнулся
вперед, словно пытаясь прийти на помощь своей семье, однако, заслышав коротко
щелкнувший ремень плети охранного нукера, отшатнулся.
Пустые овечьи глаза... Это не жизнь. Любой степняк, увидев, как в его жену
или мать вонзается стрела чужака, ринется в бой, пускай даже с голыми руками.
Воины, ходившие в поход к полуночным землям в минувшем году, говорят, будто
тамошние племена - какие-то белокожие вен-ны и расписанные татуировками вельхи
- так и делали. Вгрызались зубами в глотки, рвали ногтями... Таких людей стоит
уважать. Настоящие воины, прирожденные.
"Не похоже это на войну. На истинную войну, из песен и давних легенд, -
разочарованно подумал Менгу. - Их режут, будто баранов, но винторогие хоть
блеют, бьют копытами и стараются убежать... Хаган был мудр, сказав, что
саккарем-цам не стоит жить под полной луной".
Сотник еще сидел в седле, погруженный в свои раздумья, когда нукеры,
повинуясь немногословным, но четким приказам Танхоя, начали вязать пленным
мужчинам из безвестной саккаремской деревни руки жесткими и ранящими кожу
веревками. Менгу, встрепенувшись, хотел было приказать своим воинам двигаться
вперед - кюрийена феллахов больше нет, и лишь у стен догорающих жилищ, среди
кровавых лужиц и вьющегося на ветру серого пепла валяется несколько десятков
тел.
- Слушать и повиноваться! - Менгу резко обернулся на крик. Поднимая пыль,
к стоящей у бывшей деревни сотне мергейтов несся всадник.
Копыта его лошадки ударяли в землю, топча еще зеленые и узенькие ростки
пшеницы. - Сотнику Непобедимых Менгу - речи хагана Степи Гурцата!