"Найо Марш. Занавес опускается ("Родерик Аллейн")" - читать интересную книгу автора

громоздкое отправить поездом.
Абсурдность происходящего давила на нее. Еще сильнее, чем прежде, она
ощущала свое странное, словно подвешенное состояние: казалось, в ее жизни
закончен какой-то этап, а следующий пока не начался. Она утратила связь с
окружающим миром и даже самое себя видела как бы со стороны. Ее руки
складывали и опускали в чемодан платья, свитера, юбки, а мысли, бесцельно
блуждая, то возвращались к событиям последних суток, то забегали вперед, в
будущее. "В результате говорить буду только я, - в смятении думала она, - в
точности как те люди, которые без умолку рассказывают о своих соседях по
вагону и о всяких пустяковых дорожных приключениях. А Рори будет скрепя
сердце слушать мои истории про каких-то Анкредов, с которыми он не знаком и
вряд ли познакомится".
Обед показался ей жутковатым продолжением завтрака. Анкреды сидели на
тех же местах, говорили теми же проникновенными голосами и по-прежнему так
театрально выражали свою скорбь, что у Агаты против воли закрадывались
сомнения в ее искренности. Думая о своем, она лишь изредка краем уха ловила
разрозненные обрывки новостей: мистера Ретисбона переселили в дом
священника, Томас все утро звонил в газеты и диктовал некролог. Похороны
будут во вторник. Тихие голоса за столом все бормотали и бормотали. Услышав
вдруг свое имя, она поняла, что к ней обращаются за советом, и на минуту
включилась в разговор. В каком-то еженедельнике пронюхали про портрет
("Найджел Батгейт!" - догадалась Агата) и хотят прислать фотографа. Впопад
ответив на несколько вопросов, она даже сумела предложить что-то дельное.
Седрик все это время сидел, капризно надувшись, и, только когда речь зашла о
портрете, немного оживился, но потом опять замолчал и лишь нервно кивал
головой в знак согласия. Постепенно главной темой разговора стала мисс
Оринкорт: она еще утром передала, что не в состоянии появляться на людях, и
потому завтракала и обедала у себя в комнате.
- Я видела, какой ей понесли завтрак, - со слабым намеком на смех
сказала Миллеман. - Аппетит она, похоже, не потеряла.
- Тю! - Анкреды хором вздохнули.
- А нам хотя бы сообщат, как долго она намерена здесь пробыть? -
спросила Полина.
- Думаю, недолго, - сказала Дездемона. - Лишь до тех пор, пока
завещание не вступит в силу.
- Да, но все-таки... - начал Седрик, и все повернулись к нему. - Не
знаю, насколько прилично и своевременно сейчас об этом говорить, но все-таки
интересно, удержит ли прелестная Соня свои позиции, если учесть, что она не
замужем? Меняет ли что-нибудь тот факт, что она не может считаться вдовой
Стар... - простите - нашего дорогого дедушки? Или не меняет?
За столом наступила напряженная тишина. Ее нарушил Томас.
- А вообще-то да. Конечно. - Он растерянно поглядел по сторонам. -
Вероятно, в зависимости от того, как сформулировано в завещании. Смотря, что
там написано: "завещаю Соне Оринкорт", или "моей жене", или как-нибудь еще.
Полина и Дездемона уставились на Томаса долгим взглядом. Седрик
дрожащими пальцами пригладил волосы. Фенелла и Поль молча смотрели себе в
тарелки.
- Неприятности следует рассматривать по мере их поступления, - с
потугой на непринужденность заявила Миллеман. - Так что пока мы можем об
этом не думать.