"Анатолий Маркуша. Большие неприятности" - читать интересную книгу автора

касаться земли возможно ближе к ангару.
Подобная вольность была не бессмысленна: ожи далось, что на войне
придется (и пришлось!) при земляться на полосах ограниченных размеров и, уж
конечно, соблюдать строжайшие правила мас кировки, так что никаких знаков не
будет. Вот и тренировались между делом.
В тот день мы подлетели к основному аэродрому на заходе солнца. Первым
пошел на посадку коман дир эскадрильи. Мне с воздуха было хорошо видно, как
четкая тень его самолета бежит впереди маши ны, как проносится по ангарной
крыше, падает на землю и сливается с колесами в каких-нибудь пятидесяти
метрах от ангара. Подумал: солнце в спину подсвечивает - помогает,
собственные коле са видны, можно и расчетик сделать... и притереть в
точечку. Следом за комэском приземлились коман диры звеньев, а там подошла и
моя очередь. Прицелился я самолетом в середку рыжей ангарной крыши, уменьшаю
скорость... Ползу и соображаю: а если еще носик ей приподнять? И приподнял,
са-амую малость, а оборотиков прибавил. На преде ле иду. И надо же - не
услыхал, почувствовал: колеса по крыше - чирк! Еле-еле, воздушно так, будто
мимолетным поцелуем скользнули...

Первая мысль: на земле заметили или нет?
Делаю, что надо, убираю обороты, подпускаю самолет пониже, плавно тяну
ручку на себя, - а в голове гудит: что, если заметили?
Ах, какая трава зеленая!
И цветочки белыми пятнышками проступили...
Ничего хорошего ожидать не приходится. Как начнут клевать, не
отбрешешься. Что же делать?
Клин клином?
Победителей не судят?
Пожалуй, ни одна из этих расхожих мудростей толком в голове не
пропечаталась. Так - мельк нули.
А руки и ноги свое знают. Строго выдерживая направление пробега, я
плавно вывел двигатель на максимальные обороты и... пошел на взлет. Надо
было замкнуть круг еще раз, зайти на посадку, снизиться точно так, как я
снижался, "поцеловать" ангарную крышу в той же самой точке, призем литься и
повторить все снова.
Для чего?
То, что удается однажды, можно отнести за счет случайности. Действие,
повторенное дважды и тем более трижды, само собой переходит в иное каче
ство - превращается в умение или даже в мастер ство, а может быть, и в
виртуозность...
В тот вечер машину я не разбил, сам не убился, словом, ничего такого -
сверх... - вроде не случи лось. Но стоять перед командиром эскадрильи
пришлось. Шалевич глядел на меня как-то стран но, даже и не гневно, скорей,
недоумевая, и спрашивал:
- Ты на первом заходе нечаянно или намеренно по крыше чиркнул? Только,
пожалуйста, не ври.
Как быть? Сказать все по правде? Но он же видел: я повторил заход и
раз, и два... Значит, могу! Я молчал, выигрывая время.
- Ну, Абаза, что скажешь?
- Так вышло, командир, - сказал я чужим язы ком, ожидая: вот сейчас
будет! Но ничего не случилось. Комэск смотрел и вроде не видел меня. Не