"Анатолий Маркуша. Большие неприятности" - читать интересную книгу автора

- Когда прилетел, и началось: как, что, где?.. - Он достал карту и
ткнул пальцем в район, лежавший километрах в ста западнее от места, где я на
самом деле выпрыгнул.
Понятно: Остапенко показал б л и ж е к зениткам. И тогда получилось -
"Бюккеры" попались ему потом, позже... Соблюдал свой интерес мой ведомый.
Ждал я от него такого? Не ждал... А он:
- Виноват, виноват я, командир...
Вместе мы пролетали уже порядочно и, надо сказать, удачливо. Что было
делать? Восстанавли вать истину ради истины? Рисовать рапорт? Ска зать
Носову неофициально: так, мол, и так дело было... решайте, как находите
нужным?
Эх, не оказалось под рукой ромашки погадать: любит, не любит, к сердцу
прижмет, к черту пошлет...
Я развернулся и врезал Остапенко по шее. Не шутя, прилично врезал. И
сказал:
- В расчете. Согласен?
Вечером было отпраздновано мое возвраще ние.
Мы сидели на завалинке летной столовой и пели душещипательную фронтовую
песенку. Остапенко то и дело вскакивал и кричал:
- А вообще это колоссально! На каждого запла нировано двадцать пять
тысяч дней! А? Кто опреде лил, командир, - обращался он ко мне, - я опять
позабыл - кто?
- Кажется, Аристотель, - в десятый раз отвечал я.
- Во-во-во, Аристотель!
Не разобрав толком, о чем идет речь, подошед ший Носов сказал:
- Не Аристотель, а Мефистофель. Но сейчас это неважно. Кончай базар,
спать. С утра штур муем полком...

* * *

Детство кончилось. Взрослость не наступила. Был пересменок - тревожный
и душный. Желания превосходили возможности. Кругом роились оби ды.
Недоставало понимания и равновесия. Такое бывает у всех, но узнаешь, что это
естественно и нормально, когда смута уже проходит...
Галя позвала в Парк культуры и отдыха. Все ходили туда. Ровные,
обсаженные молодыми лип ками дорожки втекали в тенистые, даже самым жарким
днем прохладные аллеи старого Нескучно го сада... И сюда-то тянулась
молодежь...
Поначалу Галя была крайне оживлена и стара тельно развлекала меня
новостями (будто мы не виделись года три), а потом, неожиданно потускнев,
стала говорить что-то, на мой тогдашний взгляд, совершенно несусветное:
- Я знаю, Коля, у тебя ко мне никакого насто ящего чувства нет... -
Помолчала. Наверное, ждала возражений. Но я так растерялся, что ничего не
сказал, не нашелся. - И понятно! Толстая, урод уродом, никакого
самолюбия... - Она опять помол чала. - Но я хочу, чтобы ты знал, Коля, если
когда-нибудь и для чего-нибудь я тебе понадоб люсь, только свистни...
- Или ты собака? - спросил я с фальшивым изумлением.
- Вот именно! Собака. А что? Собака - друг человека. Ты подумай,
Колька, и человеку без собаки - плохо, и собаке без человека - невозмож но.
Собака без человека озверевает... Ты согла сен - буду за собаку?!