"Георгий Мокеевич Марков. Завещание (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Зато зима легла смиренно, благостно. Двое суток без перерыва сыпал и
сыпал снег, украшая землю, деревья, дома затейливыми узорами, да такими
хитроумными, непохожими один на другой, что глаз не оторвешь. Потом, как
посохом путник, стукнул о землю мороз. Засияло голубыми полотнищами небо,
вылезло из-за туч негреющее солнце в стеклянном белом ободке.
Нестеров следил за этой мудрой игрой природы с жадностью человека,
пять лет не замечавшего всего того покоряющего волшебства, которое
окружает всех живущих на земле.
В проливные дожди, вечерами, Нестеров, накинув на плечи плащ, выходил
на крыльцо своего дома и слушал, слушал шум ветра, всматривался в темное,
непроглядное небо, отыскивая в просветах мерцающие звездочки, думал
беззаботно обо всем на свете.
Временами эти минуты казались ему неправдоподобными. Да точно ли, что
наступил мир? Неужели отпали заботы о полке, о людях, о технике, о
подготовке к новым боям?
Иногда какое-то внутреннее нетерпение просыпалось в нем и
подталкивало в темноту: иди досмотри, Хорошо ли укрыты бойцы, не осталось
ли под дождем оружие, надежна ли круговая оборона, не притомились ли
часовые - в такую непроглядь от них нужна особая зоркость. Каждый недогляд
сейчас может обернуться выигрышем для противника...
Нестеров спохватывался. Оттого, что все это осталось позади, он
испытывал легкость на душе. Даже по мускулам и суставам растекалось
светлое ощущение жизни, новизны всего существующего.
По свежему снегу Нестеров исколесил все приреченские березники.
Уходил и дальше - за реку, откуда начинались хвойные леса - сосна, ель,
кедр, тянувшиеся к северу, к обским берегам на сотни верст. И всякий раз
он убеждался, что до войны весь этот мир живой и неживой природы не
постигался им с такой глубиной, как теперь, не рождал в нем того
многообразия чувств, которое рождалось ныне. "А что же, может быть, это
правда, когда говорят, что только человеку, побывавшему рядом со смертью,
жизнь открывается всеми сторонами и свойствами", - думал Нестеров.
У Лиды он бывал часто. Приходил под вечер, стараясь помочь Меланье
Антоновне - матери Лиды; таскал воду, приносил из дровяника березовые
чурбачки для плиты, разжигал ее. В доме, построенном еще в сороковом году,
когда-то были и водопровод, и паровое отопление. Но в годы войны все это
пришло в упадок, и теперь жильцы перебивались каждый, как мог.
Единственное, что уцелело, - электрическое освещение, но в двенадцать
часов ночи свет выключали до шести утра.
Меланья Антоновна, смотревшая вначале на Нестерова с недоверием,
вскоре убедилась, что ничего худого сделать он не хочет. Она часто
рассказывала ему о Степане, о первых годах их совместной жизни с Лидой.
Хвалила зятя за покладистый характер, хотя и отмечала, что был он не шибко
хозяйственный, увлекался больше своими путешествиями, все время чертил
какие-то карты и мечтал о дорогих находках, которые так и не отыскал.
Иногда она принималась рассказывать о внуке, которого вырастила на своих
руках, отдав ему все свои силы. Рассказывая, Меланья Антоновна плакала, а
Нестеров сидел, потупив глаза, не зная, как и чем утешить, и с нетерпением
ждал прихода Лиды.
Лида приходила из больницы уставшая, с синеватыми кругами под
глазами. Врачей не хватало, и ей приходилось работать за двоих. К тому же