"Георгий Мокеевич Марков. Завещание (Повесть) " - читать интересную книгу автора

и прижаться к ней губами. Каким же действительно прекрасным был ее муж
Степан Кольцов, если он сумел найти среди миллионов людей друга,
преданность которого беспредельна. Уж истинно сказано: скажи мне, кто твой
друг, и я скажу, кто ты. Но она сдержала свое желание, услышав такое, от
чего больно сжалось ее сердце:
- Только знай, Лида, взамен я ничего не потребую от тебя. Мне просто
радостно отдать себя делу, которое завещал друг. Пойми, я одинок. Война
отняла у Степы жизнь, а у меня веру в женщину, и, возможно, навсегда.
Сима, о которой ты знаешь, не дождалась моего возвращения, она выгодно
вышла замуж за человека здорового, преуспевающего в науке.
- Когда это случилось? - с участием спросила Лида.
- Два месяца тому назад. Я был уже на пути из Горького в Томск.
- А куда же она девала сестренку Ирину?
- Не ведаю. Но происшедшим доволен. Ясность во всем - вот мой девиз.
- А мама?
- А мама скончалась уже при мне. Дождалась меня и скончалась.
Держалась только ожиданием. Разве можно, Лида, сравнить с чем-нибудь
любовь матери?
И вдруг плечи Лиды, прикрытые черным платком, вздрогнули. Она
вскинула руки, обхватила голову, повернулась лицом к нему и, давясь от
рыданий, сотрясавших ее всю, поднялась, шатаясь.
- И у меня горе, Миша... Утонул Тимошка... Поплыл на рыбалку, и оба,
с товарищем... - Нестеров отметил далеким отголоском сознания, каким
необычным стало ее лицо, охваченное непередаваемым бессловесным
мученичеством. Оно излучало что-то такое вечное и завораживающее, что
Нестеров встал, как перед святыней.
Он вскинул глаза на портрет мальчика, с пихтовыми веточками,
прибитыми над рамкой, перевел глаза на фотографию Степана и, боясь, что
Лида упадет, обнял ее, крепко прижал к себе, судорожно глотая слюну. "А
ведь тут в самом деле нужен старший", - подумал Нестеров.
- Самоварчик готов, Лида! - послышался голос. И тотчас дверь
раскрылась и с самоваром в руках показалась седая, в старомодных
просторных юбках и кофте с оборками мать Лиды.
Увидев дочь в объятиях незнакомого мужчины, мать попятилась, но по
вздрагивающим плечам Лиды, по глазам Нестерова, не видящим, но
устремленным к портретам Степана и Тимошки, поняла, что здесь не
происходит ничего стыдного, и тяжело прошагала к столу, бережно установив
на нем самовар, от которого густо наносило древесным углем и смолой.


5

И покатились деньки, как ручеек с горы...
Надвинулась затяжная сибирская осень. Дожди хлестали по окнам и
крышам витыми длинными бичами. Ветер то пронзительно свистел, как
Соловей-разбойник, то срывался откуда-то ошалевшими порывами, перевертывал
ометы соломы и стога, вырывая драницы с крыш, подхватывая с земли опавшую
и почерневшую от мокра листву. Вихревые столбы вкручивались в небо с
натугой, как винты в древесину, подхватывая ввысь на своих упругих шпилях
птиц, не успевших затаиться в корневищах и дуплах.