"Дан Маркович. Ант" - читать интересную книгу автора

заваривал в большой пиале две чайных ложки сухого чая со слонами, смотрел,
как льется кипяток в черноту, расходятся красновато-коричневые струи,
темнеет вода... жевал хлеб, запивал чаем и смотрел в окно, смотрел,
смотрел... Я ждал решения. Оно созревало постепенно, подспудно, и вдруг
-толчок, еще один шажок, уверенность в детали, сам себе сказал и тут же
поверил. Я хотел начать с небольших рассказов и искал, ловил нужную
интонацию... не думал, не решал, а сидел и вслушивался в свое дыхание,
чтобы найти нужный ритм. .
Через месяц пришла бандероль. Редактор прислал мне кусок господина
Джойса. Его печатать не решились, и он предлагал мне взяться - бесплатно,
ради интереса. Вдруг что-то изменится, а перевод - вот он, господа,
готово... Джойс стал моим собеседником, такой же ненормальный, юный
художник, хотя и многословней меня, и вера какая-то смешная, а у меня
никакой, только в жизнь... Живой теплый человек смотрел со страниц, и язык
меня согревал. Он же впечатан в нас, язык, засел в матрице, не способ
общения вовсе, а воздух жизни... Но я далек от общих разговоров. Господин
Джойс был главным моим другом, пока я не начал писать сам и не отодвинул
от себя разговоры между языками.


4.

В конце концов я почувствовал, что застоялся, перегрелся, слишком много
во мне накопилось, я стал терять и забывать, и понял, что пора записывать.
Небольшие рассказики стали получаться о том, о сем, о детях и детстве,
маленькие впечатления и радости, подарки и ссоры, потом о школе, в которой
несколько лет учился, об университете... Ничего особенного там не
происходило - для начала какое-то слово, взгляд, звук, воспоминание, из
этого вырастает короткое рассуждение, оно тут же ведет к картинке...
Передо мной открывалась страна связей. Летучие, мгновенно возникающие....
Я на одной-двух страничках становился владыкой этих, вдруг возникающих,
наслаждался бегом, парением над пространством, в котором не знал других
пределов, кроме полей листа. От когда-то подслушанного в толпе слова - к
дереву, кусту, траве, цветку, лицу человека или зверя... потом, отбросив
острую тень, оказывался перед пустотой и молчанием, и уже почти падая,
ухватывался за звук, повторял его, играл им, и через звук и ритм ловил
новую тему, оставался на краю, но прочней уже и тверже стоял, обрастал
двумя-тремя деталями, от живой картины возвращался к речи, к сказанным
когда-то или подслушанным словам, от них - к мысли, потом обратно к
картине, снова связывал все звуком... И это на бумажном пятачке, я трех
страничек не признавал и к двум прибегал редко - одна! и та до конца не
заполнена, внизу чистое поле, снег, стоят насмерть слова-ополченцы ...
Проза, пронизанная ритмами, но не напоказ, построенная на звуке, но без
явных повторов, замешанная на мгновенных ассоциациях разного характера...
Такие вот карточные домики я создавал и радовался, когда получалось. В
начале рассказа я никогда не знал, чем дело оборвется, и если обрыв
произошел на верной ноте, то не мог удержать слез. На мгновение. И никто
меня не видел. А рассказики почти ни о чем, и все-таки о многом, как
мгновенный луч в черноту. Ведь игра словечками, пусть эффектными и
острыми, фабрика образов, даже неожиданных и оригинальных... все это