"Габриэль Гарсия Маркес. СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!" - читать интересную книгу автора

к этому размаху. Праздничный фейерверк, устроенный для 11 тысяч гостей в
Кремлевском саду, длился два часа. От залпов содрогалась земля. Дождя не
было: тучи заблаговременно разогнали. Очередь перед Мавзолеем - здесь
покоятся тела Ленина и Сталина - в час дня, когда открываются его двери,
достигает двух километров. Людской поток движется непрерывно, перед гробами
останавливаться нельзя. В четыре вход прекращается, а очередь все такая же -
на два километра. Даже зимой, во время снегопада, все те же два километра.
Более длинной очереди не допускает милиция.
В такой стране трудно вообразить камерный театр. В Большом театре шел
"Князь Игорь" по три раза в день в течение недели, и в каждом спектакле
участвовало 600 сменявшихся актеров. Ни один советский актер не может
выступать более одного раза в день. На сцене находится весь актерский состав
спектакля и, кроме того, полдюжины настоящих живых лошадей. Этот
грандиозный, идущий четыре часа спектакль невозможно показать за пределами
Советского Союза; только для перевозки декораций необходимо 60
железнодорожных вагонов.
В то же время советские люди запутываются в мелких жизненных проблемах.
В тех случаях, когда мы оказывались втянутыми в гигантский механизм
фестиваля, мы видели Советский Союз в его волнующей и колоссальной стихии.
Но едва, подобно заблудшим овцам, попадали в круговорот чужой незнакомой
жизни, обнаруживали страну, погрязшую в мелочном бюрократизме, растерянную,
ошеломленную, с комплексом неполноценности перед Соединенными Штатами.
Обстоятельства нашего приезда сразу показали гам эту сторону советской
жизни. Нас никто не ожидал, поскольку мы приехали с недельным опозданием.
Похоже, случайно на вокзале оказалось какая-то женщина, свободно говорившая
по-французски, она проводила нас в зал ожидания. Там находились другие
заблудшие овцы - три африканских негра. Несколько лысых мужчин звонили и
звонили куда-то по телефону без видимого результата. У меня создалось
впечатление, что на телефонной станции линии перепутались, и никто не может
распутать узел. Наконец Миша, незабвенный наш переводчик, со светлой,
падающей на глаза прядью, явился четверть часа спустя в украинской рубахе и
с ароматной сигарой в зубах. Особая манера курить позволяла ему
демонстрировать свою очаровательную улыбку, не вынимая сигареты изо рта. Он
сказал что-то, но я ничего не понял и, думая, что это по-русски, спросил, не
говорит ли он по-французски. Тогда Миша напрягся и сообщил по-испански, что
он наш переводчик.
Позднее, покатываясь со смеху, Миша рассказал, как он выучил испанский
за шесть месяцев. Этот тридцатилетний рабочий мясокомбината изучил наш язык,
чтобы принять участие в фестивале. В день нашего приезда язык у него все еще
заплетался, он постоянно путал глаголы "будить" и "рассветать", но о Южной
Америке знал намного больше, чем рядовой южноамериканец. Общаясь с нами в
Москве, он достиг угрожающих успехов, и в настоящий момент это единственный
советский специалист по шоферскому жаргону Барранкильи.
То, что мы находились в Москве при необычных обстоятельствах,
несомненно, было препятствием для знакомства с подлинной жизнью. Я
по-прежнему думаю, что всех определенным образом проинструктировали.
Москвичи, обладающие замечательной непосредственностью, оказывали
подозрительно единодушное сопротивление, едва мы обнаруживали желание
посетить их дом. Кое-кто уступал: им казалось, что живут они хорошо, а на
самом деле жили они плохо. Власти, наверное, подготовили людей, приказав не