"Александр Марков. Жестокая реальность" - читать интересную книгу автора

крылья, но не оставили смертельных повреждений. Он тоже уходил, потому что,
оставшись без прикрытия, не мог рассчитывать на успешное бомбометание.
Самому бы уцелеть. Ведь он мог легко превратиться в груду обломков, горящих
на дне глубокой воронки, гораздо раньше, чем долетит до цели.
Семирадскому заложило уши. Когда он поднял вертикально вверх свой
аэроплан, то не слышал ни рева двигателя, ни воя ветра, а лишь глухие удары
сердца и гудение крови, струящейся по венам. Винт взбивал воздух,
вкручивался в него, как штопор в винную пробку, забираясь все выше и выше.
Кожа лица обтягивала череп и стекала вниз, так натянувшись, что могла
порваться, обнажая стиснутые от боли зубы. Семирадский не мог даже
закричать. Полковник закрыл веки, опасаясь, что у него от напряжения лопнут
глаза, а потом несколько секунд не мог разлепить их, настолько они стали
тяжелыми. Он изо всех сил обхватил побелевшими пальцами штурвал, как это
делает, цепляясь за спасательный круг или обломок доски, бедолага,
оказавшийся в воде после кораблекрушения. Его руки, ноги и тело окаменели.
Аэроплан дрожал. Он стал опрокидываться, а потом, сделав небольшую
дугу, пошел вниз, наверное, расставшись с надеждой добраться до звезд. Все
это походило на катание со снежных горок, когда от страха закрываешь глаза,
думая, что если санки долетят до подножия, то больше никогда-никогда не
полезешь на эту крутизну.
Аэроплан вошел в штопор. Семирадскому сделалось невообразимо легко, и
в голову закралась мысль продлить это ощущение как можно дольше, ведь
вместе с любым маневром вновь должна была вернуться тяжесть. Она исчезла
так быстро, что могло показаться, будто большая часть тела куда-то пропала.
Земля надвигалась катастрофически, и теперь, чтобы увидеть хоть что-то
помимо нее, приходилось закатывать зрачки почти под веки, как при обмороке,
или до хруста в позвонках откидывать голову назад, но и в этом случае взору
открывались лишь верхнее крыло да узкая полоска неба, которая быстро
уменьшалась в размерах, как будто небо оседало на землю и растворялось.
Он едва не потерял сознание, когда начал выравнивать аэроплан.
Окружающий мир превратился в какой-то отвратительный белесый туман, в толще
которого вспыхивали искры, и каждое их появление отдавалось в затылке
пульсирующим ударом. Полковник сумел бы разогнать этот туман, замахав
руками, но вот беда - в эту секунду он сжимал штурвал. Отпустит его, и
аэроплан вновь рухнет, и вряд ли на этот раз Семирадскому удастся снова
выправить его.
Постепенно мир прояснился, очистился, точно вначале в него впрыснули
пары хлора, а затем пропустили через угольный фильтр. И хотя легкое
головокружение и пульсация крови в висках, напоминавшая вспышки молнии,
остались, Семирадский был готов продолжить сражение.
Он сделал петлю так неожиданно и резко, что немцы, не успев
последовать его примеру, теперь находились впереди него. Они решили
разделиться. Тот, что летел справа, стал карабкаться вверх, одновременно
отклоняясь в сторону, а другой заложил крутой вираж налево. В любом случае,
независимо от того, кого станет преследовать Семирадский, второй немец
вновь постарается оказаться у него на хвосте.
Пилот "Фоккера" попытался было сбить преследователя со следа,
оторваться от него и затеряться в облаках, чтобы затем, когда придет время,
атаковать. Но Семирадский приклеился к его хвосту и медленно сокращал
расстояние. До "Фоккера" оставалось метров 60-70, когда полковник