"Мариво. Удачливый крестьянин " - читать интересную книгу автора

лестный для этой девушки, когда вошел один из барыниных обожателей, и мы все
удалились.
Я был очень доволен тем, что остался в Париже. За несколько дней я
совсем освоился с городской жизнью, и мне до смерти захотелось попытать
счастья в столице.
Однако надо было сообщить об этом отцу, а писать я не умел; я сразу
подумал о мадемуазель Женевьеве и без долгих раздумий отправился к ней с
просьбой написать за меня письмо.
Она была одна в комнате и не только согласилась исполнить мою просьбу,
но сделала это очень охотно.
То, что я продиктовал, показалось ей толковым и полным здравого смысла,
она только кое-где поправляла мои выражения.
- Воспользуйся благоволением барыни, - сказала она мне под конец, - а я
предсказываю тебе удачу.
- Мадемуазель, - ответил я, - если вы прибавите к этому еще и вашу
дружбу, я не поменяюсь долей ни с одним счастливцем; я и так уж счастлив,
потому что люблю вас.
- Вот как? Ты меня любишь? - воскликнула она. - А что ты под этим
подразумеваешь, Жакоб?
- Что я подразумеваю? - сказал я. - Да то самое, что всякий честный
парень, осмелюсь сказать, чувствует к такой миловидной девице, как вы; жаль,
право, что я всего только простой крестьянин, а будь я, к примеру, королем,
мы бы, черт подери, поглядели, кто из нас двоих стал бы королевой; понятно,
что не я - стало быть, вы, мадемуазель; яснее не скажешь.
- Я тебе очень признательна за подобные чувства, - ответила она
шутливым тоном, - будь ты королем, над этим стоило бы поразмыслить.
- Да провалиться мне на этом месте, мадемуазель, - возразил я, - мало
ли на свете простых людей, а девушки их любят, хоть они и не короли! Нельзя
ли и мне быть, как все?
- Право, - сказала она, - ты слишком торопишься! Кто это научил тебя
объясняться в любви?
- Ха, спросите вашу красоту, - ответил я, - других учителей у меня не
было. Что она подсказывает, то я и говорю.
В это время барыня позвала Женевьеву; она ушла, по всей видимости,
очень довольная мной и на прощанье сказала:
- Знаешь, Жакоб, ты далеко пойдешь, а я от всей души желаю тебе
счастья.
- Спасибо на добром слове, - ответил я ей, сняв шляпу и отвесив не
столь ловкий, сколь старательный поклон, - вся моя надежда на вас,
мадемуазель; не забывайте меня, положите начало моему счастью, а когда
сможете, докончите, что начали.
Сказав это, я взял письмо и понес на почту.[6] После разговора с
Женевьевой я так воспрянул духом, что почувствовал себя и остроумнее и
смелее, чем был раньше.
В довершение всех удовольствий в тот же день вечером домашний портной
снял с меня мерку, чтобы сшить костюм; не могу описать, в какое веселое и
игривое настроение привело меня сие маленькое событие. Этим знаком внимания
я был обязан барыне.
Два дня спустя мне принесли платье, белье, шляпу и все остальные
принадлежности туалета. Один из лакеев, питавший ко мне расположение, завил