"Мариво. Удачливый крестьянин " - читать интересную книгу автора

никого, кто бы так не терпел низости, как наша барыня. Она была другом
любому человеку и снисходительно прощала все слабости.
- Здравствуй, дитя мое, - сказала она, когда я подошел, - ну, как тебе
понравился Париж?
Затем, обернувшись к служанкам, она добавила:
- Право, для деревенского парня он совсем недурен.
- Помилуй бог, сударыня, я у нас в деревне самый корявый, - отвечал я.
- Так, так, - заметила она, - ты хорош собой и к тому же совсем не
глуп. Мой тебе совет - оставайся в Париже. Из тебя выйдет толк.
- Дай бог, сударыня, - ответил я, - ум-то у меня есть, да вот денег
нет, так оно и выходит неладно.
- Ты прав, - рассмеялась она, - но этой беде можно помочь; оставайся у
нас, я приставлю тебя к своему племяннику, который скоро приедет из
провинции поступать в коллеж;[4] будешь ему прислуживать.
- Награди вас господь, сударыня, - отвечал я, - скажите только, твердо
ли ваше намерение, тогда я напишу отцу; глядя на вашего племянника, я и сам
стану ученым; вот увидите, когда-нибудь прочту вам наизусть целую мессу. А
что! Все в жизни от случая; иной и сам не знает, как его угораздило стать
викарием[5] или епископом.
Речи мои понравились барыне; ее веселость еще больше воодушевила меня,
и я ничуть не стеснялся болтать глупости, лишь бы выходило побойчей; при
всей своей деревенской тупости я уже понимал, что глупые речи не поставят в
укор человеку, который вовсе не обязан быть умным, зато всегда похвалят за
бойкость в разговоре, даже если он несет околесицу.
- Какой занятный малый, - сказала барыня, - я позабочусь о тебе; а
вы, - обратилась она к своим горничным, - берегитесь! Сегодня вас забавляет
его простодушие, вас смешат его мужицкие манеры, но дайте срок, этот
деревенский парнишка станет опасен для женщин; предупреждаю вас!
- О нет, сударыня, - возразил я, - зачем ждать: я не стану опасен, я
уже стал! Такие красивые барышни - лучшая школа для мужчины; никакая деревня
не устоит; достаточно на них взглянуть, и сразу чувствуешь, что ты
прирожденный парижанин.
- Как! - воскликнула она. - Ты уже научился отпускать комплименты!
Которая же тебе больше нравится? (Горничных было три.) Жавотта у нас
красивая блондинка, - добавила она.
- А мадемуазель Женевьева - красивая брюнетка, - подхватил я, не долго
думая.
При этих словах Женевьева слегка покраснела - то была краска
польщенного тщеславия - и постаралась скрыть удовольствие улыбкой, которая
говорила "спасибо" и в то же время должна была означать: "Я улыбаюсь только
потому, что его неуклюжие любезности смешны".
Ясно одно: удар попал в цель. Как покажет дальнейшее, мой клинок нанес
ее сердцу тайную рану, что я не преминул отметить про себя; я понимал, что
мои слова не могли ей не понравиться, и с того же часа стал наблюдать за
ней, чтобы убедиться в правильности моих предположений.
Наш разговор продолжался и неминуемо должен был коснуться третьей
горничной; эта была уж не знаю какого цвета: ни беленькая, ни черненькая, с
лицом совсем невыразительным, каких много и каких не замечаешь.
Я уже искал способа увильнуть от разговора, чтобы не высказывать свое
мнение о ней, и имел, вероятно, весьма неловкий и смущенный вид, не особенно