"Анатолий Мариенгоф. Бритый человек" - читать интересную книгу автора

по-человечьи, скашивает глаза. Кобыла Лео длинноногая, черная, как еврейка,
поднимается на дыбы и отмахивается, словно руками, от этого ужаса. Третья
лошадь чувствует себя превосходно: играя порожним седлом, она перескакивает
через канаву в траву.
У Лидии Владимировны вместо головы - кровавая лепешка. Серые,
рассыпавшиеся волосы забрызганы кровью, костями, мозговой мякотыо и черным
фетром. Маленькая рука в молочной перчатке сжимает ивовый прут. Полчаса тому
назад, поднося почтительно эту теплую, даже сквозь перчатку, руку к губам, я
спросил:
- Разрешите, Лидия Владимировна, снять чулочки с пальчиков? Она
улыбнулась моему другу глазами, украденными у госпожи Пушкиной.
- Разрешается?
Она была натоплена счастьем, как маленькая деревенская банька.
Лидия Владимировна лежала на спине, сжав колени. Выпавшая из пудреницы
пуховка плакала гильотинированным одуванчиком в кровавой луже. Земля была
влажная, глинистая. Она всасывала кровь медленно, смакуя ее, как старое
вино.
Небо высокое, голубое. Немецкий аэроплан казался крылатым амуром, что
вооружен луком и веселыми стрелами.
На голубое небо в пяти-шести местах упали очень милые снежинки, - не
хочется думать, что это шрапнельные разрывы. Наши зенитные орудия
обстреливали немца лениво, наперед зная, что проку не будет. А тот летал
тоже без толку, прогулки ради (как петербургская дама по солнечной стороне
Невского проспекта) - не пропадать же хорошему дню: почему не прогуляться за
пятнадцать верст до ближайшего тыла противника, где, к несчастью, был
расположен штаб нашей инженерно-строительной дружины, находившейся в ведении
общественных организаций - земских и городских.
Лидия Владимировна была убита упавшим "стаканом", посланным от нечего
делать русским артиллеристом в небо.

2

Я кричу:
- Лео! Лео! Лео!
Его кобыла бросает мне в глаза копыта. Я вижу, как он рассекает ей
голову промеж ушей стеком и рвет блестящее брюхо, шпорами. Кобыла
вытягивается в карандаш. А ему, по всей вероятности, кажется, что она
плетется мелкой рысью.
Я еще продолжаю на что-то надеяться:
- Лео! Лео!
Ведь он же знает, как я боюсь мертвых. Мне всегда чудится, что они со
мной разговаривают. А от комариной капельки крови меня тошнит. В гимназии,
на выпускном экзамене, когда у Нюмы Шарослободского от страха пошла кровь
носом, со мной случился припадок, близкий к эпилептическому. Припадок, как
прачка, намылил мне губы и, словно игрок в домино, перевернул глаза с
темного брюшка на белое.
"В конце концов, это его любовница. Какое мне дело?"
С присущим моему другу благородством, он уступил ее мне, когда ее
голова стала отвратительной лепешкой, уснащенной густым липким кровавым
вареньем - похожим на малиновое.