"Анатолий Мариенгоф. Бритый человек" - читать интересную книгу автора

Сковорода сказал бы про мою душу, что она тощая и бледная, точно
пациент из лазарета. А душу моего друга он бы, возможно, уподобил Библии,
которая, по его словам, породила не львов или орлов, а мышей, ежей, сов,
нетопырей, шершней, жаб, песьих мух, ехидн, василисков, обезьян и вредящих
Соломоновым виноградникам лисиц.

3

Дорога была обмазана солнцем, как йодом. От трепетаний прямых сосен пел
воздух. Небо, спокон века напухшее голубизной и потому не впитывающее моего
отчаяния, казалось тяжелей греческой губки, вынутой из горячей ванны. Если
бы оно было тучистое или мглистое - дышалось бы легче.
Лошадь медленно передвигала ноги. Лидия Владимировна лежала поперек
седла. Ее серебристые шпорики игриво тинькали, худенькое плечо доверчиво
прижималось к моим коленям, несгибающиеся пальцы не противились моему
пожатью. Если бы у нее была голова, может быть, я поцеловал бы ее в губы.
Я подумал о своем внутреннем хозяйстве. В эту минуту оно мне показалось
образцовым. Вроде имения Константина Федоровича Костанжогло, где даже свинья
глядела дворянином.
Продолжить прекрасного рассуждения не удалось - Лидия Владимировна
скатилась с седла. Лошадь рванулась и заскакала. В ужасе я вцепился одной
рукой в ногу трупа, развевающего по ветру кровавые волосы, как знамя
революции, другой рукой за гриву одуревшего животного.
Сосны звенели. Дорога, вымазанная солнцем, вертелась. Я закрыл глаза.
Зубы кусали воздух. Сначала он казался жестким, как бифштекс, потом вдруг
сделался жидким, как вода. Я стал захлебываться.

4

Через три дня за Лидией Владимировной из корпуса приехал муж.
Артиллерийский офицер походил на сельского учителя. Полковничьи погоны с
белыми генштабистскими жгутиками будто шутки ради были прицеплены к
мешковатой гимнастерке, подпоясанной, как ситцевая рубаха. Стекла круглых
очков были все время мутны, словно его глаза дышали. Рыжеватые сапоги
сморщились, как человек, собирающийся заплакать.
Он сидел у гроба, пощипывая редкую бороденку непонятного цвета. А когда
ему казалось, что никто не видит, он гладил Лидии Владимировны руки и
по-домашнему, без попреку, протирал запотевшие стекла своих очков ее черной
юбкой в шершавых пятнах от подсохшей крови.

5

Лидия Владимировна лежала с закрытым лицом, а мой друг в 1922 году лег
в деревянный ящик будто в кровать к любовнице.
К последнему блестящему выезду его снарядила моя жена. Вытаскивая
голову из петли, она прощебетала:
- Ах, какой ужасно, ужасно непривлекательный!
И тут же вынула из гипюровой сумочки герленовскую губную помаду,
карандаш для бровей, пудреницу и тушь для ресниц, так называемую
"плевательницу".