"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу автора

хорошего коньяка и рюмочку, величиной с наперсток. А сам пил чай с лимоном.
Однако бездарностью он, пожалуй, не стал.

* * *

Я заметил: если человек поумней, а главное, поинтеллигентней, к
медицине он относится насмешливо, иронически, сверху вниз. И лечиться очень
не любит.
Разумеется, пока серьезно не заболеет...
Когда черноглазая "приготовишка" Нюрочка Никритина после уроков бежала
домой, постукивая, как лошадка, копытцами, уже на Большой Васильковской (это
в Киеве) она начинала молиться: "Боженька, миленький, ты все можешь, устрой,
пожалуйста, чтобы у нас были к обеду гости!"
Так она их любила, этих гостей.
Прошло полвека, и ничего в этом ее свойстве не изменилось: "Гости!
Гости!"
Вообще, по моему мнению, меняются в человеке только самые пустяки,
самое неважное.
Была у меня приятельница - умная, интересная и актриса отличная.
Романов у нее было, романов! Если кто-нибудь принимался считать их - пальцев
не хватало.
И вот однажды иду я с ней по Садовому кольцу. Она прищурилась, кинула
взгляд направо и сказала:
- Нет, этот не был моим любовником.
- Безусловно, - ответил я.
Потому что "этот" был... лошадью. Которая и фыркнула кстати.
- Ах, какой ужас, я обозналась! - воскликнула прелестница.
- Совершенно случайно, - пробормотал я.
Это было в отдаленные извозчичьи времена.
Вскоре моя приятельница родила дочку и назвала ее Татьяной, в честь
себя.
- Пусть величают Татьяной Татьяновной! - объявила она.
Отец был абсолютно неясен.
Впоследствии, когда Татьяночку спрашивали:
- А кто твой папа?
Она отвечала с гордостью:
- Мой папа моя мама.
Жизнь разбросала нас. Никритина из Камерного перешла в Большой
драматический, и мы перебрались в Ленинград. Встречались с Татьяной редко.
На генеральной репетиции у Мейерхольда меня кто-то по-свойски взял под
руку:
- Ну и негодник! Ну и безобразник! Ну и гнусная личность! - с нежностью
сказала Татьяна. - У меня уже дочь невеста, а ты и не видел ее. Потом ведь
не простишь себе этого. Красавица! В твоем вкусе. Носик не римский и не
греческий, а как у мартышек. Как у твоей Нюхи.
Само собой не прошло и суток, как я уже стоял перед крохотной дачной
кроваткой из белых прутьев.
- Какова? - спросила счастливая мать.
Заломив пухлые ручки в складочках, сверкая карими глазищами и округлыми
плечиками, созданными как будто для бального декольте, в кроватке лежала