"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу автора

* * *

Терпеть не могу жить на даче. Терпеть не могу даже приезжать в гости на
дачу. Заборы, заборы, заборы и малособлазнительные домики уборных.
- Какой красивый закат!
Отвечаю:
- Да. Очень красивый. Розовый, как ветчина.
Очень интеллигентная хозяйка дачи взглянула на меня с ужасом:
- А еще поэт!

* * *

Я опять и опять ковырялся в третьей неладившейся сцене "Шута
Балакирева", а Кирка (ему тогда было двенадцать лет), взяв с моего рабочего
бюро том Л.Н. Толстого, стал с середины читать его, важно развалившись в
широком кожаном кресле, что стояло в эркере моего семиугольного кабинета.
- Вот ерунда!
- Что ерунда?... - не поднимая глаз от рукописи, рассеянно спросил я.
- Да этот... твой Лев Толстой.
Я обернулся. Рассеянности как не бывало.
- Что?... Толстой ерунда?...
С мнением Кирки я уже привык считаться.
- Ну да!
И малыш прочитал вслух из статьи о непротивлении злу, где говорилось,
что если тебе дадут по левой щеке - подставь и правую.
- Дурак! - заключил Кирка.
Это относилось к Льву Николаевичу, к моему богу литературы, к Саваофу.
Я даже растерялся.
А малыш дополнил:
- Попробуй-ка у нас в классе - подставь правую, когда тебе звезданули
по левой... Попробуй-ка... Так разукрасят!
И Кирка презрительно отбросил книгу.
А вот еще разговор.
Мы всем семейством, то есть втроем, пьем утренний кофе.
- Кируха, что ты сегодня такой мрачный?... - участливо спрашивает
мамаша, как всегда торопящаяся на репетицию.
Малыш, посапывая, молчит.
- Ну, брат?... - встреваю в разговор я. - В чем дело?... Выкладывай.
- В школу идти неохота, - нехотя отвечает он. - Ску-ука!
- Скука?... - переспрашиваю я. - Да откуда ей взяться?... Сколько вас в
классе-то?
- Тридцать пять.
- Вот!.. У тебя там тридцать пять друзей, а ты - "ску-ука".
- Непонятно, непонятно... - уже думая совсем о другом, говорит
торопящаяся, всегда торопящаяся, мама.
Кирка смотрит со снисходительной иронией на нее, укоризненно на меня,
встает из-за стола, целует ее в губы, меня - в лоб, как старший младшего, и
говорит коротко:
- Не тридцать пять друзей, а тридцать пять врагов.
А на пороге задает философский вопрос: