"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторавзглядом, ехидного смешка не сдержал: дитя Сиона, а несет околесицу похлеще
любого жлоба! Увы, Чезаре Ломброзо с начала века не переиздавали: иначе бы доктор помнил, сколь высок процент помешанных среди его соплеменников. Литовец Якунас, чей глаз перманентно дергался от нервного тика, и вовсе лежал тут с мамашиной подачи. По профессии психиатр, она ежегодно протежировала сына в "Новинки" для профилактики, поставляя коллегам благодатный с ее точки зрения материал. Он трудился конюхом на нимфском ипподроме - будучи спроважен за аморалку из Гнессинского музучилища. Я верил, что вырвусь из этого ада в нормальную жизнь, что примет меня обратно барочный особняк на Тверском. Поэзия непременно вступится за паломника, принесшего ей на алтарь кусок искромсанной души! Якунас подкрадывался, садился у меня в изножии - бритый наголо, с крупным носом и масляными глазками: - Мне снилось, что мы с тобой махнулись, - заводил он аллегорию в мефистофелевском духе, - и я еду учиться в Москву златоглавую, а ты остаешься в Ратомке скрести лошадиное мыло... С фауной у меня сызмальства не сложилось. В детском садике, помню, мы ненароком кокнули аквариум - я и Павловский. Перламутровые губаны конвульсировали прямо на паркете, каменея и превращаясь в естественные драгоценности. Анна Александровна уткнула обоих живодеров носами в угол. Эта экзекуция далась ей нелегко: Сашку и меня она числила "красавчиками", тетешкала отдельно от всех прочих, относя к разряду привилегированных. Как-то, в тихий час, повела нас к себе домой, на Пулихова: пирогами с капустой угостить, на печи дать понежиться[8]. А тут вдруг - насупилась, бойкот объявила. Я тогда и не догадывался, что это знак времени: близилась к В цирке по отношению к братьям нашим меньшим - все то же сплошное головотяпство. На одном из представлений я ассистировал спесивому хачику, много лет дрессировавшему морского льва. Оба прилизанные, как пара близнецов. Униформисты застращали меня язвами по всему телу - я шугался белых клыков, не поддаваясь обаянию их юркого владельца. Впрочем, хочешь - не хочешь, а работу выполнять надо. К бортику я должен был приставить металлическую стойку: почесав бок плавником, ластоногий нырял в пламенеющее кольцо. Но, с опаской от него улепетывая, я плюхнул реквизит на манеж не вдоль, а поперек. Зверюга прикинул - и прыгать раздумал. В зале сидел импозантный импресарио из Белграда: номер вычеркнули из гастролей по Адриатике. Армянин орал на меня благим матом. Да и я, признаться, в долгу не остался. - Куда-куда ты послал заслуженного артиста?! - переспросил меня побледневший начальник отдела кадров... Впрочем, прежде чем меня уволили, я успел завершить "Поэму третьего крыла". В отличие от недавней крестоносной сюиты, лоскутной по сюжету и метрической архитектонике, новая вещь выглядела цельной: я решил, что хватит эпигонствовать, эпическая манера Вознесенского перестала меня удовлетворять. Корифею журнала "Юность" я одно время подражал - за неимением под рукой томика Пастернака. Но вскоре стало ясно, что тот, кого я избрал образцом, от природы лишен нарративного грифеля. Потуги его напоминали высиживание ожерелий из фальшивого янтаря, варившихся затем с успехом в рок-оперном компоте. Чего нельзя сказать о его учителе - авторе колоссального |
|
|