"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора Комиссоваться с тяжелым диагнозом мне вовсе не улыбалось: я ведь
отпахал без малого два года. Это только глава ордена куртуазных маньеристов свалил из караула через две недели - напуганный обещанной ему "темной" (потому проездом и заруливал ко мне в часть с чекушкой: снедаемый чувством вины за когдатошнее малодушие). Беспардонный приказчик Музы Успеха - теперь он брешет свою похабень с эстрады, окруженный поклонниками в кожаных штанцах. Меня ж - перетирали в цветочную муку шершавые жернова скифского Молоха. Перетирали, да не перетерли! Нанимался я, что ли, туляков оборонять? У них, поди, и у самих ружья не заржавели! Впрочем, открою один секрет: Степанцов - квасной патриот не более чем на?. Но зато у него с паспортной графой и ряхой - все о"кей. В троллейбусе, помню, он как-то покатил бочку на "этих жидов" (не прощал сын полукровке отцу разрыва с душевнобольной матерью). - Фильтруй базар! - оборвал его на полуслове криворожский верлибрист Артур Доля, - Не ты ли и сам на жидовских дрожжах взошел? - Полагаю, нашелся бы и славянский эквивалент, - ничтоже сумняшеся парировал обличитель. Вечерами в общаге он баял нам про то, как проезжий участковый накрыл его тепленького в стогу, в обнимку с автоматом Калашникова. Беглеца тогда тоже сунули в психушку - правда, он отделался только легким испугом. Вырванные годы достались мне, а не ему: ретиво воспользовавшись перестроечным бумом, он соорудил себе памятник при жизни в сортире парнасского Музея Славы. Ну да не суть. Рано или поздно мы сочтемся регалиями!.. Палата, где я очутился, пестрела личностями своеобычными. На соседней женственным названием Лида, звезда нимфской театралки. Этот ломал комедь ва-банк - с участием воспаленного либидо: на допросах упрямо твердил, что вожделеет к родной мамаше. Психоанализ, купированный марксистской наукой, как хвост кобылы Буденного, проказливо казал кукиш дурошлепам в белых халатах. Имелись и другие живые достопримечательности. Поигрывавший покатыми бедрами курсант, с позором изгнанный из местного политучилища, затягивал на ночь глядя "Санта-Лючию". Соседей убаюкивал его шелковый баритон. Рассказывали, что он погорел на приставаниях к особо идейному сокурснику. Мурзатый самаркандец открыто презирал исполнителя сладостных арий: отсеянный с карантина, он мечтал поскорей вернуться в строй. Памирский антипод его - тот, напротив, в сортире пытался вздернуться: от одной только мысли, что придется дослуживать... Беззаботнее же всех выглядел ставропольский наркоман, резво посвистывавший в окошко и потому кем-то метко окрещенный Коноплянкой. Лева Каплун, мрачный, погруженный в себя параноик, легкомыслие свистуна порицал с оттенком благодушия. Пару недель назад, забаррикадировавшись в своей квартире, он чуть было не зарубил топором благоверную - заподозрив ее в неспособности зачать. - Почему у нас детей нет? - сидя на корточках, возмущался он в курилке. - В заключении экспертизы ясно ведь сказано: сперма у меня нормальная. Стало быть, не моя вина! - Ну, уж и не моя! - старался я перевести все в шутку. Трестер, на утреннем обходе, окинув подопечного "мишугинэ" деловитым |
|
|