"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора - Да так. Со свету потихоньку сживают.
- Кто это смеет? - кукарекнул я задиристо. - Кто-кто! Супруг мой законный, кто же еще... Что до Иры Вайнштейн-Машкиной, у той вроде бы все складывалось тип-топ. Она благополучно расписалась с Мишей Иоффе - рано облысевшим могилевчанином, явно не желавшим после распределения вносить лепту в архитектурный облик своего унылого захолустья. Он, Горелик и я, помнится, пытались кучковаться на заре учебы. Триумвират наш рассыпался, как ветхий складень, хотя Мишку, в отличие от эгоиста Ильи, стремившегося только лидировать и никогда - дружить, я все еще продолжал числить добрым малым. Однажды летом, когда в общаге затеяли капитальный ремонт, я на пару ночей приютил бездомного провинциала - прожужжав ему все уши своими амурными похождениями. - Так значит вы и с Ханкой тоже целовались?.. - укоризненно поморщился переборчивый приятель. Безответной его страстью была Зиночка Перельман - белокурая вертихвостка из хорошей еврейской семьи, снобизмом и блажью совершенно обескровившая свою несчастную жертву. Иоффе хватался за сердце, принимал пилюли. Но заарканить дочь видного архитектурного чина ему оказалось не по зубам. Что бы такое предпринять? Не вертаться же в губернию! - И он, перегорев, скооперировался с рассудительной Ириной. Семейная ладья, надежно просмоленная дабл-разочарованностью, устойчиво понеслась по житейским волнам. Крошка дочь, трехкомнатная хрущеба и место рекламного оформителя - это ли предел мечтам? Прибавьте охоту к перемене мест, водительские права и the Queen"s English[7]: и весь выводок - фюить в Город Желтого Дьявола! А Проведав о моем поступлении в Литинститут, Ира встрепенулась. Явилась ко мне в уморительных кудельках. В ответ на ее предложение я заюлил. Избегая скользкой темы, зло пропесочил ее нелепую прическу. Она, чуть не плача, пыталась апеллировать к моей сестре. Из женской солидарности та ей подсудила: на голове у гостьи полный ажур! Где ж ты была, иволга, когда меня выперли из Политеха? Когда я нюхал с хиппарями дурманящий растворитель, по очереди заворачиваясь в шарф за забором диспансера? Улизнув из Бехтеревки в Дом Архитектора, на фестиваль любительского кино, я цеплялся за тебя абордажными крючьями. "Жестокая ты девочка!" - пел Лазаря отчисленный двоечник. "Жестокая я девочка!" - неумолимо хмурилась осанистая отличница... Доставив курносую почемучку к крыльцу сарайчатых яслей, фельдшер Бабий вслед за тем эскортировал мнимого больного в областной бедлам. 24-ое отделение, куда я был помещен, специально предназначалось для презренных армейских симулянтов. Клика военврачей неустанно шпионила там за единственным штатским коллегой. Семену Михайлычу Трестеру, чьи лацканы не украшала блюющая в штоф подколодная змеюка, оставалось лишь безвольно потакать горделивым петлицам тупых профанов. От этого они смягчались порой: идя на уступки в пропорции один к трем. Окончательный диагноз требовал консенсуса. Дуболомы разработали фирменную методику - запираясь в кабинете, на чем свет поносили обследуемого солдата: - Сукин ты сын! Дезертир! Под трибунал пойдешь, едрить твою кочерыжку! И когда тот, наконец рассвирепев, швырялся в них стулом - втюхивали с облегчением заветную шизофрению... |
|
|