"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

изумление.
Расстановка сил оказалась классической: черная клеточка - белая, и так
в шахматном порядке. Комбат Беляев к Лазареву отечески благоволил. Майор же
Шморгун, напротив, питал нескрываемую идиосинкразию. Между нами уже стали
возникать трения: мне, загруженному по горло, завклуба норовил сбагрить свои
заказы.
Дождавшись штиля в бурной акватории поллитра-ботника, я посетовал ему
на антисемитскую подковырку Лазарева. Вылупившись на меня, как баран на
новые ворота, тот долго, с угрожающим видом, напрягал извилины - пока
наконец, против воли, не выдавил из себя:
- Вот подонок! - Noblesse oblige...
Эх, лучше бы мне не ступать на эту минную чересполосицу! Эхо конфликта
мгновенно докатилось до комбата: лязгнув клыками, он сделал зарубку в моем
личном деле.
Вдобавок ко всему, в Кремле уже заваривалась каша XXVII съезда: бывший
выпускник Литинститута писатель Титаренко вусмерть спивался в воронежской
глуши - и, не постеснявшись упрятать родного брата в психушку, гарная
искусствоведиха Раиса Максимовна в вопитательных целях решила перекрыть
своим подданным извечный источник вдохновения... Русь-тройка, взгромоздясь
на кривые рельсы Перестройки, гулко тарахтела из Москвы в Петушки: в мутном
сознании дураков, уже не разбиравших ухабистой дороги, "сухой закон"
залихватски выдергивал стоп-кран!
Воин-путеец в заболоченном Жодино жался комком к насыпному гравию. Но
эпоха такая выпала: велено либеральничать. С помпою к нам прибыл генерал из
киевского корпуса. Между тем, после бессонной ночи, подостлав газеты, я
сладко похрапывал на занозистых полу. Гонец растормошил меня: златопогонный
ревизор требует к себе сочинителя железнодорожного гимна!
На скаку надраивая бляху, я предстал пред ясны очи на скрипучей сцене.
Однополчане, затаив дыхание, глазели на нас из партера.
- А и я ведь когда-то стишками грешил! - расплылся воевода, не чуждый
некоторого декадентства. - Молодчина! Поощрить его десятидневным отпуском!
- Так точно! - прищелкнуло каблуками батальонное начальство.
Видно, то Сервачинский пожелал меня премировать: да одного его влияния
в бригаде недоставало...
Этот мой триумф не замедлил вскоре сказаться плачевно.
- Особо приближенный к императору? - рявкнул на меня комбат, прянув из
служебного кресла. - Почему прапорщику честь не отдаете? Об отпуске и не
мечтайте, ваше святейшество! Хотите - можете телеграфировать в президиум
съезда. Но имейте ввиду: мы вас посадим раньше, чем вы нас!
Полноте, товарищ Угрюм-Бурчеев... Нешто я способен кому честь отдать?
Да и куда, скажите, опосля без нее деваться? А про ваши шахеры-махеры с
казенным бензином - знать ничего не знаю, не имею чести. Горючее налево -
пущай себе течет рекой! Это Карамзин сетовал, что все вокруг воруют: меня не
колышет, моя хата с краю. Я-то ведь и сам, что называется, не без греха.
"Письма русского путешественника" - когда-то в "Букинисте" свистнул. Не верю
ушам своим и глазам. И вашим не верю, пардон за откровенность. Я ведь
оккультист-самоучка, не какой-нибудь там окулист занюханный! Нетитулованный
приспешник Мейстера Экхарта, Якоба Беме и Эммануила Сведенборга. Как вы
изволили выразиться, ваше солдафоние? На зоне еще под мой гимн не
маршировали? Дело поправимое! К самому трибуналу и подгадаю - присочиню