"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

когда Алимов отбил левое яичко луноликому уйгурскому принцу. Новичка
прооперировали. Его супостату в чирьях стали мерещиться дисбатовские нары.
Проштрафившегося ержанта тут же разжаловали. Прежде бука, он теперь лизал
руки мне, ротному писарю: не составишь ли, мол, ходатайство о помиловании?
Привилегированность моя иных раздражала: гаражная каста грозно
скрежетала карбюраторами. Кишлачные тянитолкаи с фрикативным вождем Жутько
во главе искали случая меня окоротить. Один феллах занес было кулак над моей
головой - но я не задумываясь вмазал по ишачьей челюсти.
- Улумбек такой дубина! - радостно сверкнул золотой фиксой мой усатый
приятель Адалат.
Но коварный ефрейтор Жутько, обидевшийся за своего
подчиненного-среднеазиата, улучил хвилину и расшатал стул в ротной
канцелярии: капитан Бобров, заскочивший с мороза погреться, шмякнулся
седалищем о желтый линолеум...
Вольтерьянства командир не спустил - велел немедля созвать
комсомольский актив. Надежда была только на Асхаба. Накануне я ему слово в
слово доложил о возгласе, вырвавшемся у Жутько: "Ох, уж этот мне
чечено-ингушатник!" - "Я ему покажу чечено-ингушатник!" - сжал пудовые
кулаки последователь Шамиля.
Капитан, верно, чуял, что писаря кто-то подставил, но на собрании рычал
вурдалаком: тебе, дескать, доверили святая святых - как посмел ты притупить
бдительность?!
- Вопрос к обвиняемому! - вставил один узкоглазый пигмей. - За что тебя
убрали из управления бригады?
- Оставь, это личное!.. - отчего-то зашикали на него прочие члены
ареопага.
Отсутствие логики у толпы неисповедимо.
Перехватывая инициативу, я обрушился на ефрейтора: провокация шита
белами нитками!
- Кажи, кажи! - оживился западенец - и неожиданно раздухарился: - Та я
у себя в селе таких, как ты, вешал!
- Кишка тонка, гнида гайдамацкая!
- Цыц! - взревел Зухайраев. - Пусть лучше ответит: чо он недавно
залепил про Чечено-Ингушатию?!
Жутько от страха слипся. Наступила пауза. Растерявшийся было капитан,
вновь беря в свои руки бразды, решил проявить межнациональную гибкость:
- Короче, что запишем в резолюции, Асхаб?
- Обоим устный выговор и расходимся, если Гриша уже кончил психовать.
Завклуба прапорщик Лазарев, с которым мы общались на шершавом языке
плаката, был со мной на первых порах весьма обходителен.
- О, мой юный друг! - похлопал он меня покровительственно по ключице,
когда я вкрадчиво поинтересовался: неужто его способностям не нашлось
применения на гражданке.
Но со временем его толерантность куда-то улетучилась. Судя по
внешности, он представлял собой нередкий в здешних широтах славяно-семитский
гибрид, - что, однако, не помешало ему гастроли в нашем клубе конферансье
Синайского из Нимфской филармонии прокомментировать таким образом:
- Сходил бы, полюбовался на ужимки своего родственничка!
Помнится, тогда я ему ничего не ответил. Я еще мало знал об извращенной
природе еврейской самоненависти, моей реакцией на этот выплеск было лишь