"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после. Все мысли веков, все мечты, все миры, Все будущее галерей и музеев, Все шалости фей, все дела чародеев, Все елки на свете, все сны детворы. Весь трепет затепленных свечек, все цепи, Все великолепье цветной мишуры... ...Все злей и свирепей дул ветер из степи... ...Все яблоки, все золотые шары. "Подлинность поэзии, - вывел я тогда, - прямо пропорциональна перемещению переживаний". Статья наша оформилась в несколько присестов, написанию ее всякий раз сопутствовал всплеск гедонизма. Прокурор Шехтман на торжественном заседании вменил ей в вину наукообразие. Члены клуба, разумеется, приняли его сторону. Сон же младенца оказался вещим: вторую свою израильскую книгу я назову "Сквозняк столетий". В Переделкино - где я через пару месяцев заручусь белым шаром критика Огнева - глазам моим предстанет средневековый замок на улочке Тренева. Карликовость топонима немало насмешит. Навстречу мне выпрыгнут карборундовые псины ("От шарканья по снегу сделалось жарко./ По яркой поляне листами слюды/ Вели за хибарку босые следы./ На эти следы, как на пламя огарка,/ Ворчали овчарки при свете звезды...") Сероглазая Лена Пастернак введет меня на цыпочках в феерический кабинет деда. "И откуда это острое чувство родства?" - сомнамбулой прошепчу я, запоздало осознав, насколько же мы разминулись во времени. Но знакомый профиль резца Зои Крахмальниковой не Затворив калитку, я рухну бесчувственно в сугроб на перекрестке. "Помощь нужна?" - притормозит сердобольный водитель самосвала. Я остекленело мотну головой... "Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя". [1] Разница в возрасте поначалу нас не смущала. Мне не терпелось забить баки Опане, козырявшему своим постельным кувырканием со сверстницей. Грация молодой матери, ее лучезарность, интеллектуальная рафинированность, давали фору чернявой девчушке, непрестанно цапавшейся с неврастеничным актеришкой. Трепет и вожделение, с коими Артур и иже с ним взирали на Риту, доказывали, что я вырвался наконец из страты отверженности. Правда, при этом я и сам невольно начал подражать вздорному нарциссизму хадеевского фаворита. "Правда же, я хорош собой?" - сверялся я, лежа в ее объятьях. "Правда, - чуть помедлив, соглашалась она. - Даже непонятно зачем, Гриша..." Эльпер, зашедший погулять с двухлетней Машенькой, застал меня попивающим кофе в его тронном кресле. Обсуждать бракоразводные детали они удалились в прихожую. Заметив на столе сафьянный переплет, я раскрыл его на закладке. "...Категорический императив, не к ночи будь помянут! Слушал повторно "Страсти по Матфею". Дома - полный бардак..." - автор тщетно силился попасть буквами в клеточку. Заслышав шаги, я захлопнул дневник. Рита вошла бледная. "Что-нибудь стряслось?" - "Нет, все нормально. Просто у Жени, когда он вывозил на улицу санки, страшно дрожали руки..." |
|
|