"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

запоздало спохватились!)
Конечно, тем, кто состоял в родстве с нарядными воеводами, жаловаться
не приходилось: они досыта набили защечные мешки. Тому же Грише Трестману
было чем похвастаться: тесть его дослужился до изрядных чинов. А вот Киму
повезло меньше: оттого и терять было нечего.
- Ну пойми, задела меня его участь, задела! - с каждым
новым мыльным пузырем риторики к позеру, искоса поглядывавшему в мою
сторону, возвращалось привычное душевное равновесие.
- А меня так нет? - в меру кипятился Ким, нарочитым
западанием интонационных клавиш сигналя о том, что он заранее сдается.
Оба, в сущности, сознавали свою травоядность перед хищным оскалом
военной прокуратуры. Но декорации разыгранного на кухне спектакля выгодно
очерчивали дерзновенность Гришиных аффектов - а подобной возможности он не
мог упустить!
Усиленно поскребя макушки, они почему-то под занавес дружно решили, что
сгинувшему в жерле трибунала Павлику призван помочь... никто иной, как аз
грешный.
Подразумевалось мое знакомство с журфаковцем Радиком - филейным
адвокатским барчуком, у которого я как-то брал почитать Монтеня.
Богоизбранность свою отец его сумел деликатно замять - и оттого был на
вась-вась со всеми пенитенциарными дятлами. Однажды он порадел по уголовке
брату Игоря Шкляревского - перелагателя "Слова о Полку", шуршавшего на
побегушках у "черной сотни" и одновременно пощипывавшего из евтушенковской
кормушки. На гребне этой сделки аморфные, благоразумно выхолощенные вирши
Радика попали в престижную "Юность" (от чего у меня не могли не течь слюнки
зависти) - и я, по наивности уповавший на цеховую солидарность, через все ту
же Юлю-актрисулю решил установить с ним контакт. И смаху опростоволосился.
Загвоздка в том, что от щедрот своих я привел к нему двух премило
щебетавших архитекторш - тогдашнюю мою пассию Иру Вайнштейн и ее товарку
Анюту Певзнер. Изучив поэму о детском крестовом походе, хозяин признал, что
она под стать тем образцам, на которые была ориентирована. "Хоть и
перенасыщена игрой!" - не преминул он капнуть дегтя для аромата. Прелестниц
Радик охмурял песенками на верленовские "Romances sans paroles", затем
выудил из конверта обшарпанный диск "Pink Floyd".
Ира давно просила меня свести с кем-нибудь Анюту - розовоперстую, порой
на пуантах, но чаще замкнутую в себе для острастки. Наконец, представился
случай... Я в ту пору охотно брался за подобное сводничество: бескорыстию
моему при этом как правило сопутствовала близорукость. Вот и на сей раз
грянуло непредвиденное. Уязвленный моим ремесленным превосходством увалень
задумал взять реванш. Через три дня, устроив засаду на голубятне, я застукал
его провожающим Иру до подъезда. Разглядев нахохленного беркута, птенчики
замитусились и понесли путаную лабуду.
Назавтра я потребовал сатисфакции. Пригласив меня к себе, он зачем-то
приплел июльский стройотряд, где один андрогинный селянин слезно склонял его
к однополому соитию.
- Стрелять таких! - выпалил я максималистски, мало подкованный в этих
нюансах.
- Стрелять, говоришь? - грустно повторил он. - Лично у меня ни на кого
бы рука не поднялась...
Свернувшись калачиком, он подрагивал осетровым холодцом на кожаном