"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автораеврейского партизанского отряда в Липечанской пуще.
Судя по всему, Рита сочла нужным его одернуть. Во всяком случае назавтра он заблеял агнцем (без лицемерия шагу ступить не мог): - Ты уж, Гриша, пожалуйста, на меня не обижайся... - За что?! - Мне показалось, вчера ты еще хотел чем-то поделиться, а я, как назло, ужасно спешил... Валяй, ползи, сороконожка, перебирай лапками! Черта с два стал бы я с тобой делиться! Сила юности - в ее неразменности: сытая респектабельность когти себе пообдерет! К тому же Рита была достаточно проницательна, чтобы разглядеть гнилую подкладку его показной отзывчивости: ах, бедняжка, ее на на такой долгий срок лишают гедонистических радостей брака!.. Впоследствии, наталкиваясь на нас, Трестман неизменно склеивал пуританскую гримаску. Вынужденный отказаться от сногсшибательного приключеньица, полигамный пиит сошелся с каракатицей Дорой, переводчицей с английского, таскавшей цветастые ситцы. "Доротея не объявлялась?" - фасонил он, вырастая на пороге у Кима, селедочно поблескивая при этом прохиндейскими белками. Гриша всечасно самоутверждался за чужой счет. Как-то в нашу компанию зачастил баптист Павлик - с ликом длинновласого византийского страстотерпца. Был он на диво искренен: открыто заявил военкому, что дуло "калашникова" не в силах остудить его веры в Иисуса. Спустя некоторое время он исчез. - Пять лет лагерей! - словно кистенем шандарахнул Ким (сказал он это на ужине у Трестмана, жене которого по приходе всучил тюк жухлого белья). - Подлец! Нет, ну каков подлец! - Гриша рассвирепел, явно слетев с график, вынуждена - баш-на-баш - обстирывать лоцмана его многоярусной фабулы). - Я-то что могу поделать?! - возопил униженный гость, рискующий лишиться накрахмаленных подштанников. Что правда, то правда - про него судачили разное: не одного, дескать, совлек с большака праведного. А уж там по желчи ли геростратовой, али по бескорыстной чекистской наводке - кто ж его знает... Не думаю, чтобы он постукивал: на худой конец у него ведь и справка имелась - всегда можно было отмазаться. Да и не стали бы гэбэшную шестерку столь дружески привечать волевой главреж МХАТа Ефремов, блестящий критик Анненский и несгибаемый поэт Айхенвальд. Или вся интеллигенция - сплошные осведомители? Чушь! У меня другая версия, более убедительная. На мой взгляд, фокусничество полукровки, магнитившего к себе все самое неординарное, рушило стереотипы сонливого жлобского мирка, питаемого интеллектуальной энергией уцелевших от геноцида и, как водится, законопослушных сынов Авраама. Нимфск, пожранный гитлеровской оккупацией, восстал из руин в облике генеральской вотчины. К усадьбам широколампасных толстосумов преданно ластились купы просторных парков. Лжеампирный шпиль штаба округа спиннингом зависал над тинистой Свислочью - выуживая все новых прыгучих краснобаев. Прель милитаризма играла на руку Кремлю, пахучей железой метившему свои кордоны. Цивильному же люду засилье звездчатых, по-жабьи пупырчатых погон давно обрыдло. Но нимфские гужееды мало пеклись о будущем (ныне, когда вислоусая квакша увесисто шмякнулась на республиканский трон, многие |
|
|