"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторакорыстных целях введенная шаромыгами, низводила официозное мыслете на
уровень макулатуры - возрождая тем самым онтологически чистую шкалу ценностей!.. Водворенный в казарму, я сознавал, что дни мои на грушевской окраине сочтены. Вдобавок, из Львова прислали голенастого строчкогона - новоиспеченного лейтенантика, сиявшего невинной улыбкой. Мельтешащий лысой курицей Шавель, руки за спину, читал нотации: - Не в добрый час вы, Марговский, распоясались! Вот и начгуб Евсюков ни в какую не хотел Вас отпускать... - Да он дурак! - резко обрывал я прапора, отсылая пас гогочущему строю. Вымучивание бригадного гимна - соломинка, ненадолго отсрочившая мой отъезд. Зачин выглядел так: "Под Фастовым орды злодеев / Зайти попытались нам в тыл, / Но встал лейтенант Галафеев - / И в позе геройской застыл!" Возможно, я путаю, и воина, предстательствующего за всех путейцев на обелиске Победы, звали как-то иначе: Вахромеев, Ерофеев... Суть в ином: он был плачевно одинок - и на запрос "красного следопыта" Сервачинский отреагировал без запинки. В бравурный текст я планировал вплести целое ожерелье подвигов - но снизка ограничилась единственной бусиной. Выражение "в позе геройской застыл", имевшее несколько эротический оттенок, замполит пропустил мимо ушей. Музыку предполагалось заказать Игорю Лученку - знаменитости, на халтурах слупившей капиталец. Но я стал давить на мецената: в башке, мол, так и ухают литавры, дело лишь за оркестровкой марша - да есть проблемы с нотной грамотой... Поворотив против течения, Сервачинский отпустил меня на двое суток. Шехтман. Плотный бородач, долбивший неучам законы Ньютона, бессменно возглавлял КСП "Радуга" - куда я зачастил еще в пору заливки катка. Еженедельные посиделки таили фигу в кармане по отношению к режиму, и бывшие однокашники с гебистскими значками окрестили Лешину синекуру "жупел Шехтмана". Но ничего завзято крамольного там не читалось - лишь изредка подхватывались озорные буриме залетного московского миннезанга. Большей частью туда забредали загнанные рутинной скучищей евреи, кропавшие как пр?клятые нетленку в стол. Впрочем, в день похорон Брежнева мы нарушили нейтралитет: задернули шторку и приглушенно взяли травестийный мажор, знаменовавший триумф Великой кээспэшной ложи; наш маэстро, барабаня по деке, комически раздувал щеки - будто дудел в хобот тубы... К нему я и прилип, как банный лист, с неожиданной просьбой. Я мог бы обратиться к Горелику, но, во-первых, тот подался в столичную аспирантуру и бывал дома лишь наездами; во-вторых, за все восемь месяцев у него не возникло потребности меня навестить (спустя три года - живя у Насти и через стенку соседствуя с Геннадием Хазановым - я прозрачно отклоню попытку Ильи возобновить приятельство). Итак, сойдя на улице Красной, я направился было к дому Шехтмана. Но неподалеку, на Захарова, жил некто Ким Хадеев - диссидент и скандалист, игравший роль штатного городского сумасшедшего. Сорок диссертаций на всевозможные темы были им написаны за годы люмпенского существования. Этнографы и искусствоведы, политологи и ботаники - каждый третий доктор шелудивых наук ходил у него в подпасках, оплачивая неафишируемые услуги с |
|
|