"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

середине восьмидесятых - опровержение еще не вызрело.
Взамен разухабистого полотна, я набросал пяток несохранившихся
эскизов - традиционно озаглавив их "Еврейские мелодии". Повлияли одесские
куплеты Розенбаума, напетые одним на редкость задушевным казахом.
Целиноградский менестрель был расположен ко мне настолько, что - когда я
схлопотал от начальника сборов пять суток ареста за неуемные вылазки - он
принялся обивать пороги, упрашивая отослать меня в управление бригадой.
- На губе в Гончаровске - сплошной десант! - округлял он сайгачьи
глаза. - Хуже тюрьмы-колымы!
Ходатайство клубного корифея возымело действие.
- Скажите, откуда у вас такой негативизм к вышестоящей инстанции? -
отвел меня в сторонку гарнизонный майор, велевший как-то при подъеме
"поставить в строй эту проститутку" (но я пригрозил пропесочить его в
"Красной Звезде" - и он угомонился).
Я молчал насупившись (не подводить же Пеккера, который, когда ему
устроили из-за меня разнос, стал улещивать подчиненного: спи себе хоть весь
день - только за забор не шастай!..)
- Что ж, - грустно предрек служака, - вы еще не раз напоретесь на
собственные иглы!
Несколькими часами позже я озирал фасад черниговского вокзала,
изображавший - в назиданье строившим его немцам-военнопленным - кольчугу и
шлем святорусского былинного богатыря.
Ефименко, уже оповещенный, колобродил от нетерпения. Временная отлучка
Сервачинского играла на руку сатрапу, знавшему о моей эпиграмме, радостно
подхваченной всем штабом. Там поминалась его "Волга", по ошибке выкрашенная
в цвет хаки: созвучие, напрашивавшееся само собой, отсылало к отправлениям
прямой кишки.
Я ведь упражнялся во всевозможных жанрах. Так, например, солдаты
заказали мне эпитафию в память о бедном таджичонке, бетонной плитой
расплющенном на стройплощадке. Кооператив для начальства возводил специально
прикомандированный гомельский взвод. Старлей, отвечавший за технику
безопасности, сдувал пену у пивного ларька - а трос возьми да и лопни...
Зайдя по поручению к расквартированному в нашей части офицерью, я застал
убийцу в роли тамады: за свой "недосмотр" он поплатился всего лишь парой
звездочек и теперь с аппетитом хлестал водяру за помин души...
Итак, начальник штаба припер меня к стене. Хоть лично на мне никакой
мокрухи не было - я ощутил себя пойманным с поличным серийным маньяком. Хряк
из Пятихаток удвоил мне срок, подкинув еще пять суток за опоздание: с поезда
я на часок заскочил домой.
Он не оставит меня заботой и после, в батальонном скиту. Накануне
учений мне предстоит трое суток, по просьбе капитана Казакова, вычерчивать
план местности. Утром, весь серый, я встану в строй - и прибывшего на смотр
Ефименко затрясет: "Уберите вон отсюда это чадо!" - Осчастливленный
нежданным сюрпризом, я без задних ног бухнусь в постель. Он - уже за глаза -
разовьет дефиницию: "Это сволочь!" - "Так точно!" - присядет в книксене
капитан, воздавая мне за мое усердие...
Впрочем, отринем всякую логику! Разве не писал опальный имяславец
Алексей Лосев своему собрату по Беломорканалу, эллинисту А. А. Мейеру:
"Имеет или нет человек философскую школу ума, это узнается сразу, с первых
же фраз, со взгляда на его лицо, как с первых же слов различается украинская