"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

проведший в Тюмени, ежели и воспроизводил, то лишь хохмы ради.
Примитивизм "бульбашей" его отталкивал, собственные же истоки казались
недоступными. После школы он поступил в физтех им. Баумана, но -
покоробленный задрипанностью общежития - легкомысленно перевелся в нашу
шарашку: только бы жировать в родительском кооперативе.
Было что-то от альбиноса в этом тайном эстете. В речах своих он вторил
Морскому Волку: прозревая смысл бытия в поддержании функций организма...
Однажды в бассейне он вздумал меня топить: сперва шутя, затем -
вдохновленный моими конвульсиями - все разъяренней. Не вмешайся Андик -
чернявый хохотун из Новогрудка, с явной примесью южнославянской крови, -
неизвестно, чем бы все закончилось...
Пятый семестр - моя лебединая песнь - по традиции стартовал с колхозной
борозды ("Как часто видят в поле тех, / Кто был зачислен в Политех!" -
каламбурил я со сцены на пороге студенчества и следом разражался катреном,
за который меня и вычеркнули из концертной программы: "Мы не чурались
выкрутас, / На танцах выражая / Доисторический экстаз / По сбору урожая!").
Ко мне в силки угодила первокурсница - Элина Былина (по отцу - Кацнельсон).
Ее клинило на мастурбации - в чем она без зазрения признавалась.
Блуждая по бурелому, я как-то вывел цесарку к полю, посреди которого
шахматными пешками торчали льняные снопы. У обочины на двоих осушили бутыль
плодово-ягодного.
- Давай поразвратничаем! - лихо мяукнула она.
Я расчехлил спутницу - но та вдруг забилась на стерне автогеном. Пена
вокруг рта подтвердила догадку. Прежде я не сталкивался с эпилепсией (не
считая семейного предания о несчастной Лиде, приемной дочери тети Тамары).
Проезжавший мимо тракторист посоветовал отхлестать припадочную по щекам...
Той осенью мы вновь ютились по-мушкетерски: я и трое соименников. В
одно из утр я притворно раскашлялся. Она явилась, как было условлено.
Терпкий дух слежавшейся перины щекотал ноздри. Иконка под притолокой
укоризненно меняла ракурсы. В замочную скважину пялилась баба-яга -
согбенная то ли от старости, то ли из праздного любопытства...
Работягам, за день нахромавшимся по рассыпчатым буртам, хозяйка
доложила с порога.
- Ишь, коклюшный! - съязвил Мильчман.
- Живу как хочу! - огрызнулся я, цедя Элине заварку через ситечко.
Андик и Виц угрюмо жевали.
- Распатронил шлюшку - угости Андрюшку! - совсем в духе Бруцкого
причмокнул сургучными губами вожак.
Идея выкидного лезвия впервые могла явиться лишь крайне вспыльчивому
человеку: это столь же несомненно, как то, что лодку изобрел человек,
полными пригоршнями черпавший воду из ручья...
В ответ я щелкнул ножиком - тем самым, которым когда-то пропорол камеры
парторгу. (Один из грехов, водящихся за мной: конечно же, это проще, чем
грамотно заехать в торец).
- Спрячь перо - кому сказал!
- Заткнешься - тогда спрячу!
Товарищи встали между нами. Я отправился провожать напуганную гостью.
Убежден: собственными жизнями все люди участвуют в создании
грандиозного эпоса. Но лепта каждого из нас подотчетна горней инстанции -
даже когда мы пробуем демиургически оживлять своих персонажей. Фабуле