"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторасемиструнным треньканьем. Еще он бесподобно имитировал буколический прононс:
так, что три четверти крестьян держали его за своего. Впоследствии - когда надо мной нависнет отчисление, а староста Мартыненко на экстренном собрании откажется писать петицию и одобрит решение деканата, - Мильчман проявит девичью застенчивость. Вступится за меня один бритый под нуль Игорь Иванов - великодушный чудила, форсу ради вызубривший наизусть словарь латинских пословиц. Еще в колхозе те из студентов, кто оттрубил два года на плацу, порывались нас, цыплят желторотых, муштровать. Но присутствие смазливых женских мордашек их малость обуздывало. Впрочем, и среди сверстников Андреев, непрестанно дувшихся в преферанс, я ощущал себя этаким несиноптическим евангелием. Периодически в хату вкатывалась бойкая кубышка Наташа Ковель, строившая глазки одному из нас, но в разгар ухаживания дававшая от ворот поворот. Закомплексованность задаваки, хваставшей, что заунывные "Песняры" еще в люльке пичкали ее эскимо, забавляла картежников. Бруцкий, завидовавший нашей молодости, регулярно нагло подтрунивал над Мильчманом: - Андруха! С Натахой в баньке когда паритесь? Таков уж был юмор у этого сивого мерина. Как-то заполночь, Ковель вдруг приударила в набат: замок нашей трапезной взломан чужаками! Мы помчались к столовке. Притаясь за ставнями, наблюдали истощение казенных припасов. Чая восстановить репутацию, я проткнул перочинным ножиком все четыре шины налетчиков. Тут выяснилось: вузовские партийные бонзы объезжают окрестности с прожорливой ревизией... К счастью, своего аргамака они пришпорили лишь поутру: кабы не их кулацких диверсий: благо, все три Андрея держали язык на привязи. Так же вот храня безмолвие - на третьем курсе - они не посмели спутать карты взъевшемуся на меня старосте. Мартыненко из Дербента невзлюбил меня: а) за проживание на всем готовеньком в трехкомнатных хоромах; б) за вызывающие прогулы - пусть даже и оправданные участием в институтской самодеятельности... Агитбригада Семена Ламма на четверть состояла из евреев. Там я и стакнулся с негроидным торопыгой Гореликом - башковитым математиком, понаторевшим в джазовых импровизациях. Сын главного инженера, Илья был избалован, топал на бабушку, пережившую ссылку в Биробиджан; зато - искрометный экстраверт - щедро делился знаниями и связями, феноменально играл в бадминтон и собирал грибы, а еще съел собаку на аттракционных руладах квартета "Queen". Дом - полная чаша: еще и поэтому прелестницы, им зазываемые, предпочитали его, кургузого. Актрисочка театра кукол Люда Дрозд - сама как марионетка карманного формата - оказалась мне не по зубам. Но Аню Эльбо я поклялся ему не уступать. Поглощенный беседой, в троллейбусе, случайно притронулся к шелку ее коленок - и сердце захолонуло: однажды в детстве меня уже било током, когда я баловался с утюгом!.. У себя в Серебрянке она села вязать: в спицах, торчащих из мохеровой шерсти, мне почудились две соскочившие с проводов дуги. Я открылся ей: у нее на коленях убаюкан троллейбус, где ехал я - ошибочно полагавший, что куда-то опаздываю... - Тэк! - понимающе блеснула белками блондинка. - Ты всегда говоришь тэк, вместо так? |
|
|