"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автораеще и на весь богооставленный Будслав! Угораздило меня досрочно соскочить с
толчка: нет бы дождаться выводов судебно-медицинской экспертизы! Подвело отсутствие животноводческого стажа. Придя в себя, бабка разлепила веки - и засекла силуэт пятящегося к калитке постояльца... - Зачем же ты, Марговский, быка отвязал? - супились студенты за банкой "чернил". - Не торчать же в отхожем месте до посинения! - восклицал я в свое оправдание. Но все от меня отшатнулись: злыдень - так сельчанку за хлебосольство отблагодарить!.. После того казуса и закралась в душу догадка о глухоте - как общем знаменателе любой коммуникации. Однако посконные отгадыватели кроссвордов не могли полагаться на собственную эрудицию. - Грыша, хто Мопассана написал? - холуйски скалился Бруцкий с подготовительного отделения. Я растерянно отсылал его к бабелевскому рассказу: но тут выяснялось, что он подразумевает не Мопассана, а Санчо-Пансо - неунывающего оруженосца. На картофельной борозде усач взял реванш - загадав мне имя прославленного русского гроссмейстера. - Ботвинник?.. - почесал я затылок, не будучи силен в истории шахмат. - Ишь, Ботвинника ты знаешь! - съехидничал экзаменатор. - Я-то имел в виду нашего - Алехина! Собутыльник в тельняшке тянул его за рукав: "Нормалек, Санек?" Остекленелый глаз морячка сверкал сравнительно дружелюбно. (На дележке в электричке, на обратном пути, они вдвоем прикарманят всю мою выручку). Жаль его, второго Санька! Лучше бы Бруцкий вместо него... Не оставался неоцененным и мой дар чуткого собеседника. Будславский буян Леня, знатно орудовавший дрекольем, доверительно швартовался ко мне в столовке: - А вот, слухай, як ышо одного отшибздил!.. Во всей округе у него имелся лишь один конкурент - некто Хасин, норовивший ошпарить кипятком любого свежего посетителя местной бани и при этом неизменно упрекавший: - Трус! Кондовую круговерть колхозного шейка отверженный интеллигент наблюдал из сеней клуба. "Я помню солнечный трамва-а-ай!.." - через вьюшку и чердак, обложенные дымком "Примы", как елочные игрушки ватой, улетучивались образы шептуна-проигрывателя. Вера Хусейн Талат Гад - лилия Нила, возросшая на полесской тине, - выворачиваясь наизнанку, ощупывала буркалами меня, замаскированного врага Асуанской плотины. - Мама моя родная! Да у нее ж глаза кальмарьи! - фыркал желтовласый дылда Мильчман, по отцу ландскнехт, с которым мы через строчку рифмовали скабрезные баллады. В день знакомства, впившись в бордовое от экземы лицо одногруппницы, он прыснул: - А эта-то, глянь, - Венера Милосская! Из трех Андреев, подселенных вместе со мной к косорукой бабке, жертве резвого быка, он был самый начитанный. Родичи его на нефтескважине копили про черный день, пока он, маясь от сплина, скрещивал мои стихи с |
|
|