"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

команду "пятерок" в матросских бескозырках. Но и проклятая графа тоже была
пятой: соваться на местный филфак боязно, а Москва - та за семью печатями...
Мама, строительный технолог, вяло присоветовала свою специальность.
Гори оно гаром - какая, к лешему, разница: главное, там есть военная
кафедра! Я без лишней мороки поступил в Политех - и под угловатое танго
затеял сразу два параллельных романа. На опушке с Эллой откупорил шампанское
первого поцелуя. Какого-то рожна она представилась Наташей. Увертки я не
спустил: подкинул ей в окно подбитого галчонка с биркой на лапке: "Птенца
звать Эллой. Ест все подряд, кроме ржавых гвоздей и прошлогоднего снега..."
Напуганная врушка примчалась извиняться.
Для наших ласк мы облюбовали занозистую лавчонку на косогоре. Дачники,
собиравшие землянику, принимали нас за брата и сестру... Совесть мою затмил
распаленный инстинкт. Я заманил ее в наш теремок, припася в шифоньере
выменянный у пятиборцев презерватив. В сумраке выдвинул ящик и загробным
голосом произнес:
- Тебе известно, что это такое?
- Да... - шепнула она, ощутив мороз по коже; и уткнулась в подушку,
горестно зарыдав.
И тут - застыв перед ней на коленях, внезапно, сам того не желая - я
повторил подвиг Павлика Морозова!
- Я нашел это у папы... - безбожно врал горе-совратитель. - Понимаешь:
он тайно изменяет матери!..
- Бедненький! - Элла пригладила мои вихры и мгновенно простила.
Впоследствии, у себя, в завокзальной избушке, учащаяся торгового
техникума уже куда невозмутимей отбивала атаки сластолюбца: прозрачно
намекая на добрачную целомудренность.
Обручаться я не думал ни с ней, ни с Таней Рубинчук - на чью клубничную
грядку повадился тем же летом. Таня ныряла с подоконника ко мне в объятия;
шайка еврейских полуночников отправлялась жечь костер в бору. Я завидовал их
курчавому кучкованию - тоскуя по киевскому участку, на котором не появлялся
лет с тринадцати.
Подружке моей, минчанке в энном поколении, все само плыло в руки.
Рубинчуками Рубинчики зарегистрировались, возвратясь на Немигу из эвакуации.
Суффиксальная мимикрия не имела смысла при их красноречивой внешности.
Полагаю, черты мои - не столь типичные - особо вдохновляли Таню, мечтавшую
вписаться в вираж социального дарвинизма с минимальным ущербом для
национального самосознания. Пойди я у нее на поводу - потомству нашему
несдобровать: эффект оказался бы еще смехотворней, чем замена одной буквы в
фамилии...
Каких только фортелей я не откалывал, лишь бы - отплясывая с одной - не
столкнуться носом к носу с другой чаровницей! Потребность в ухищрениях
отпала осенью: в городе двурушничать было безопасней. Назначая Тане
свидание, я предупредительно справлялся:
- Еще не выскочила?
- Ты же знаешь: только за тебя! - затверженно отзывалась она.
Элла трезвонила мне сама и дышала в трубку, что удручало тетю Тамару,
опасавшуюся вирусной инфекции.
Попеременно я приглашал их к себе. Шипели пластинки с эстрадными
шлягерами, под которые мы давеча вальсировали на зашарканном пятачке.
Обескровленный Святой Себастьян, утыканный стрелами, как дикобраз, созерцал