"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторапамятника Пушкину.
Я опешил от его наглости и отдал последнее. Назавтра прождал его битых два часа. В рюмочной он сообщил, что Лида в командировке, что они недавно обменяли квартиру, и неосмотрительно назвал новый адрес. Рассвирепев, я ринулся на Ломоносовский проспект. Звонок с бодуна осип - я вмазал костяшками по дерматину. Переполошенный жулик оперся подбородком на цепочку: - Ну, где ты был? Я тебя ждал-ждал!.. Отлично зная, что врет, я процедил: - Знать, не судьба. Он сунул в проем два пятирублевых фантика - и я не прощаясь сбежал по ступенькам. Инцидент был исчерпан, и Лида о нем не узнала. Тем паче, очень скоро посольский лис почил в бозе. Итак, порочность в себе самом я настойчиво отграничивал от злонамеренности окружающих. Играя разом и зрителя, и главного героя, я мирволил своим выходкам - во имя завершенности эпоса дней. Всяческие лейтмотивы - сторонние миазмы - смело отсекались алебардой морали: сюжетный ствол от этого не истощался... Третий или четвертый визит в столицу связан был с поступлением в Литинститут. Минская поэтесса Леля Кошкина, вездеходная, как бронетранспортер, вняв мольбам, взяла меня на буксир. Этому провиденциально способствовала моя цидулка, оставленная под чернильницей в ее отсутствие. Вместо подписи, я пририсовал петлю. Графические способности просыпались во мне в зыбучую годину!.. Натерпевшись от наркота, делившего всех двуногих на "марсиан" и "немцев" ("Все немцы - братья! Все марсиане - лужицы!" - звучал выспренний девиз поэта Леши Жданова), Леля приняла аскезу и лишь однажды, - У вас приятный райончик... Но оба мы в равной мере рвались на северо-запад: она - как позже выяснится - чтоб забеременеть от пермяцкого самородка и устроиться корректоршей в "Кинонеделю Минска"... Вадим, перелагатель исландских саг (по неофициальным сведениям - половой гигант), приплелся проводить дочерей: ее и конопатую Сашеньку. Дыша перегаром у бочки с квасом, нараспев сознался в финансовой несостоятельности. Я охотно ссудил медяк легендарному дебоширу-полукровке - и тот, заслонив бокалом заплывший глаз, выдал мне напутственную стратегему: - Главное в жизни - встретить женщину, согласную нас на себе тащить! Бывший фронтовик принял за эталон жертвенность окопных сестер милосердия. Дом Герцена, где обучали рукоделию во всех жанрах - от эпопеи до эпитафии, со зданием ГУЛАГа разделяла Большая Бронная, тишайшая улочка. Бывшему особняку славного звонаря эмиграции противополагалась грозная резиденция опричнины, в нужный момент готовая возродиться. По дворику, запруженному трансцендентными чучелами, шастал ошалелый я в сопровождении трех граций: сестриц Кошкиных и жидковолосой Овчинниковой. Минский квартет развеселил Лебедева - спеца по Тютчеву и Тредиаковскому, которому я подал верительную грамоту от его бывшего студента-заочника. - Уверен, все пройдет без сучка, без задоринки! - одобрил выпивоха мою подборку. Но последнее слово оставалось за Винокуровым. Одутловатый классик в неизменной бархатной двойке, похожий на нэцкэ - того самого божка, которому |
|
|