"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

дабы уже там, под веймарской сенью, кормиться культуртрегерской болтовней,
коротая пожизненное одиночество в компании подвыпивших арийцев...
А пока, напутешествовавшись вдоволь, мы, усталые, возвратились в
Петропавловск-Камчатский. Провинциальная молодежь в обтерханных тужурках
тусовалась на набережной. Тележурналист местного разлива тщетно пытался
приобщить ее к прекрасному. Но парни лишь матерно огрызались, а девки
чувственно курили, так и не испытав катарсиса. Где-то неподалеку
рыбоконсервный конвейер остервенело клепал свою дефицитную продукцию. Мы
шлялись вчетвером вдоль моря по нескончаемо вьющейся улице. В какой-то
момент замерли перед светофором. Не знаю зачем мне вздумалось подшутить: я
обхватил Ларису за плечи - будто бы пытаясь спасти от вынырнувшего из-за
угла самосвала. В ответ, ни секунды не колеблясь, она залепила мне звонкую
пощечину. В голове загудело. Я побрел понуро. С этого момента мы больше не
общались. Конечно, вышло глупо, но, пожалуй, это только к лучшему. В
гостинице я не удержался от своей апофеозной выходки: дождался, когда Аснач
осталась в номере одна, и, войдя без стука, подсел к изголовью. Губы, мягкие
и податливые, она подставляла как-то особенно равнодушно...
В Домодедово, получив багаж, мы стали прощаться. На весь август Шульман
отчаливала в Берлин - туда ее командировало наше литинститутское начальство.
- Уж и не знаю, стоит ли ехать в эту Германию... - жаловалась она Боре
Колымагину, тайно подозревавшему ее в репатриантских настроениях; вероятно,
с ее стороны это была обычная перестраховка, хотя, допускаю, что в ее душе
действительно боролись два начала: происходит ведь то же самое у
евреев-полукровок.
- А знаете, ребята, - мельком глянув на меня, Лариса задорно вскинула
голову, - в пятницу я приглашаю всех к себе, смотреть слайды: интересно
ведь, что у нас в итоге получилось!
Но мне было совершенно неинтересно. Я точно знал, что у нас, к счастью,
ни черта не получилось.
Неужто все это не сон - и я вправду побывал на Камчатке? - Там, на краю
земли, за тысячи верст от пудовых кулачищ озлобленного краснодарца и от
выпуклых поросячьих зенок начштаба из Пятихаток; от липкой кривой ухмылки
одутловатого, не верящего ни в какое милосердие доцента и от луженой глотки
метущего арену елочкой извращенца в униформе; вдали от болотистой глухомани
тихвинских перегонов и от завьюженной узкоколейки поволжского полустанка, от
припадочных шизоидов в застенках психушек и от пристальных номенклатурных
линз в кабинете на Тверском?.. И что важнее всего - на небывалом расстоянии
от самого себя, от своей беспутной судьбы, от своего хрестоматийного
еврейского счастья!
Хоть раз в жизни, но и мне фантастически повезло: передо мной простерся
необъятнейший из океанов - он дышал мне в лицо своим гениальнейшим эпосом, в
незапамятные времена сложенным на праязыке четырех стихий и семи ветров,
предвещавшим все восемь чудес света в тридевятом царстве, где пятью-пять не
двадцать пять и над людьми властно одно лишь шестое чувство! Я стоял на
берегу и растерянно созерцал восход багрового светила, щурясь в сторону
Сан-Франциско - города, на мостовые которого мне суждено ступить по
прошествии двадцати лет...
Что, коли и замысел этой странной книги угнездился в моем сознании
именно тогда? Не Иисусу в образе помешанного князя, но Отцу Всемилостивому и
Всемогущему, Отцу Иисуса, и князя, и нашему с вами, старику Садовнику с