"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

поезд. Тебе далеко ли? Октябрьское поле? - Всего ничего!.."
Судя по всему, мне удалось-таки заговорить судьбу. Спустя всего неделю,
на дне рождения у Эвелины Ракитской, я встретил Машу Левину - младшую сестру
ее мужа Михаила. Совсем еще девочка, нежная, робкая, с рыжей челочкой и
звездопадом веснушек, она не только точно соответствовала моим
представлениям об истинной утонченности, но и выводила спутник
нерастраченных эмоций на новую орбиту - туда, где невесомость являлась не
столько избавлением от гравитации, сколько высшей формой притяжения: с
центром в самой идее парения!
Новая вещь, сочиненная запоем, была ей читана за пластмассовым
столиком, с глазу на глаз, под мягкое шипение кофеварки.
- Ну что тебе сказать? - отозвалась Маша, - Мне нравится. Хотя не все.
Но безоговорочного признания и не требовалось. Достаточно было скупой
похвалы - ибо с ней я обретал второе дыхание. Долгие мытарства предстояли
моей первой любви, но тогда я жил в расчете на вечность - и даже проведай
каким-то образом о начертанных нам на роду испытаниях, вряд ли бы
отшатнулся, вряд ли бы поменял курс!
Бабушкина, тоже званая на ту вечеринку, чутко перехватила этот
артезианский всплеск ликования. Зная, что подавить его уже бессильна, она,
улучив момент, шепнула мне на ухо:
- Смотри, люби ее по-настоящему, не так, как меня!
А затем, взяв гитару, исполнила свой коронный номер - песню на стихи
Наума Коржавина. К тому времени изрядно окосев, мы бухнули хором: "Какая
су-ука разбудила Ленина! Кому мешало, что младенец спит?"
Решив выпендриться, я присел за фортепиано. Но моя "Хава нагила",
подхваченная было с энтузиазмом, захлебнулась на первом же аккорде: взмахом
ресниц Бабушкина остудила пыл самоучки. Подумать только: не далее как вчера
я валялся у нее в ногах, вымаливая прощение за свою хамскую выходку, - и
вот, ныне, она утратила надо мной всякую власть! Единственное право вето,
сохранявшееся за ней, относилось к инструментовке сегодняшнего застолья...
Добродушная Лена Семашко, на любом торжестве неизменно игравшая роль
посаженой матери, уверенно демонстрировала однокурсникам чудеса хиромантии.
Мне она в тот вечер нагадала: у тебя никогда не будет детей. Я хорошо
помнил, как еще в колхозе Лена предостерегала: не связывайся ты с
Бабушкиной - она тебя сожрет! Вот почему ее очередное пророчество заронило в
мою душу зерно сомнения. Вероятно, спустя три года, я и поступиал в пику ее
суровому предсказанию - когда, едва демобилизовавшись, предъявил ультиматум
своей первой жене: коли вздумаешь сделать аборт - свадьбе не бывать!..
Маша училась на факультете журналистики - в одной группе с кривозубой
Барминой, чьи нетопыриные промельки призваны были то и дело напоминать мне о
моих сомнительных аэропортовских похождениях. О том, насколько тесен мир,
свидетельствовал и другой факт: Артем Липатов, подвизавшийся прошлым летом в
приемной комиссии на Тверском бульваре, тусовался теперь здесь же,
неподалеку от Манежной площади, готовя себя к карьере борзописца. Долговязый
блондин кивал мне запанибрата из-под бронзовой статуи архангельского
самородка - возвещая о прошлом с ухмылкой белокурого херувима. В лучших
традициях столичного непотизма, на журфак его пристроил отец, заместитель
главного редактора "Юности". Круг, таким образом, окончательно замкнулся...
После лекций мы неспешно брели по направлению к Александровскому саду.
Я нежно прижимал Машу к груди, как боярский постельничий - найденную на