"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторабесцветном студентике из школы-студии МХАТа. Тихое "кушать подано" галантно
шаркающего по паркету блондинчика увенчает изысканный репертуар ее литфондовской кухоньки. Затем они разойдутся с формулировкой: "Ах, он оказался полным ничтожеством!" Нарожав от этого Молчалина детишек, она бросится в объятья к скрипачу из ансамбля "Виртуозы Москвы" и, забрюхатев от него тоже, сокрушительным ударом выбьет из французского правительства жилплощадь за свои заслуги матери-героини. "Это все, на что она оказалась способна!" - брюзгливо шваркнет ее разочарованная бабушка, встреченная мной случайно в славянском отделе "Художественной литературы"... С Машиным отцом Юлием Бабушкиным, давно обзаведшимся новой семьей, мы виделись всего один раз. Поводом к этому послужила подвернувшаяся по блату халтура: райком заказал ему святочный сценарий, накарябать который в одиночку у гаражного пройдохи была кишка тонка. - Неохота уступать эти две сотни кому-нибудь другому! -не обинуясь признался хитрован в джинсовом комбинезоне, угощая меня кофейком. Но, усадив потенциального "зятька" за новогоднюю пьеску, он едва ли рассчитывал на душераздирающий миракль, неожиданно вышедший из-под моего пера. В силлабическом хороводе, в обнимку с томными ундинами, закружились злобные тролли; под расцвеченной огнями елкой пылающая саламандра догрызала горьковатый корень мандрагоры... Литагент по совместительству прочел и помрачнел. На этом наше сотрудничество резко застопорилось. Под Новый год Бабушкиной подарили мохнатую собачонку. Чесоточная Дашка принадлежала к грозной породе мухоловов. Вместе с нашей однокурсницей Машей Черток мы отправились на Икшу - оттянуться на выходные. В загородном дачном корпусе Союза кинематографистов, дверь в дверь с самим Иннокентием Убедившись, что лыжные ботинки намертво закушены капканом креплений, я рысцой обследовал близлежащую деревеньку с ведовским названием Большая Черная. Не надеясь за мной угнаться, девчонки остались дома. Зато уж за теннисным столом веснушчатая Черток не преминула взять реванш: лихо чиркая ракеткой, она то и дело подначивала раззяву. Чувствовалось, что она мне внутренне симпатизирует, хотя не может игнорировать и жалобы Бабушкиной, сетовавшей на мой эгоизм и сумасбродство. Под вечер к нам на огонек забрела колченогая схимница Нина Брагинская, переводчица Диона Хрисостома и прочих не менее древних греков. Моей краснощекой помпадурше она, кажется, приходилась двоюродной тетушкой. На меня ученый эллинист с самого начала косился осуждающе. Развлекая дам, я напряг память и изобразил пожилую еврейку, деловито стучащуюся в дом к соседу Иванову: - Добгый вечег! Это вы достали из гечки моего сына Агкашеньку? - Ну, я. А в чем, собственно, дело? - А фугажечка где?! Внимательно выслушав диалог, Брагинская разгневанно прошипела: - Странный анекдот. Беспартийный какой-то. Один из тех, что распространяют по стране безнравственные ассимилянты! На самом деле эту хохму я услыхал еще в Нимфске, от Ильи Горелика. Рассказывая ее, стопроцентный аид, ни о чем другом так не любивший говорить, как о притеснениях и дискриминации, выпавших на долю его народа, нарочито картавил и комично выгибал шею... Но разубеждать старую деву я не стал. Подвергнуть меня остракизму ей все равно бы не удалось (похоже, она шпионила |
|
|