"К.Маркс и Ф.Энгельс. Собрание сочинений, том 21" - читать интересную книгу автора

Вест-Индию. Там он не мог отказать себе в удовольствии хоть раз увидеть
подлинный оригинал Луи-Наполеона III, негритянского императора Сулука на
Гаити[5]. Но, как сообщает В. Вольф Марксу в письме от 28 августа 1856 г.,
встретив
"затруднения со стороны карантинных властей, он должен был отказаться
от своего проекта и, схватив в пути лихорадку (желтую), вернулся в Гавану.
Он слег, болезнь осложнилась воспалением мозга, и 30 июля наш Веерт
скончался в Гаване".
Я назвал его первым и самым значительным поэтом немецкого пролетариата.
И действительно, его социалистические и политические стихотворения по своей
оригинальности, остроумию и в особенности по своей пламенной страстности
намного превосходят стихотворения Фрейлиграта. Он часто пользовался
гейневской формой, но лишь для того, чтобы наполнить ее совершенно
оригинальным, самостоятельным содержанием. При этом он отличался от
большинства поэтов тем, что к стихотворениям, однажды им написанным,
становился совершенно равнодушным. Послав копию своих стихов Марксу или мне,
он о них забывал, и зачастую его трудно было заставить где-нибудь напечатать
их. Только во времена "Neue Rheinische Zeitung" дело обстояло иначе. Почему
это было так, показывает следующий отрывок из письма Веерта к Марксу от 28
апреля 1851 г. из Гамбурга.
"Между прочим, я надеюсь в начале июля повидаться с тобой в Лондоне,
потому что не могу больше выносить этих grasshoppers (кузнечиков) в
Гамбурге. Здесь мне угрожает блестящее существование, и это меня пугает.
Всякий другой ухватился бы за это обеими руками. Но я слишком стар, чтобы
стать филистером, к тому же ведь по ту сторону океана лежит далекий Запад...
За последнее время я писал всякую всячину, но ничего не закончил,
потому что не вижу никакого смысла, никакой цели в сочинительстве. Если ты
пишешь что-то по вопросам политической экономии, то это осмысленно и
разумно. А я? Отпускать убогие остроты, плоские шутки, чтобы вызвать
идиотскую ухмылку на рожах соотечественников, - поистине я не знаю более
жалкой роли! Моей литературной деятельности навсегда пришел конец вместе с
концом "Neue Rheinische Zeitung".
Я должен признаться: если меня и огорчает, что последние три года
потеряны напрасно, зато я испытываю большую радость, вспоминая о нашем
пребывании в Кельне. Мы не скомпрометировали себя. И в этом главное! Со
времен Фридриха Великого никто не обращался с немецким народом так en
canaille [без всякого стеснения. Ред.], как "Neue Rheinische Zeitung".
Не хочу сказать, что это было моей заслугой, но и я в этом
участвовал...
О, Португалия! О, Испания!" (Веерт как раз вернулся оттуда.) "Было бы у
нас по крайней мере твое прекрасное небо, твое вино, твои апельсины и мирты!
Но и этого нет! Ничего, кроме дождя, длинных носов и копченого мяса.
Остаюсь при дожде, с длинным носом, твой
Георг Веерт".
В чем Веерт был мастер, в чем он превосходил Гейне (потому что был
здоровее и искреннее) и в немецкой литературе был превзойден только одним
Гете, это в выражении естественной, здоровой чувственности и плотской
страсти. Многие из читателей "Sozialdemokrat" пришли бы в ужас, если бы я
перепечатал там некоторые фельетоны из "Neue Rheinische Zeitung". Но я не
собираюсь этого делать. Не могу, однако, не заметить, что и для немецких