"Георгий Марчик. За денежкой ("Маленькая золотая штучка") " - читать интересную книгу автора

Правда, время от времени он доставал носовой платок и вытирал вспотевшее
лицо. Шептуновский слушал перепалку вполуха - у каждой козявки свои заботы.
Мысль его была занята другим. Не выйти ли из партии. Партия его сильно
обидела - не заступилась в трудный момент. Он был ее верным солдатом. И вот
награда - полное небрежение к его судьбе. Все правильно. В партии все
подчинено строгой иерархии, а ее иерархия - это лестница сужающаяся кверху.
И чем ниже ты на ступенях этой лестницы, тем у тебя меньше прав. Сильный
попирает слабого.
Он ей, партии, больше не нужен. А зачем она ему нужна? Она не поможет
ему подняться. Она никогда не страдала милосердием, была равнодушна к тем,
от кого отвернулась удача. Странное надгосударственное массообразование из
клеточек похожих на камеры - первичных организаций, собранных как матрешка в
комитеты все более высокого ранга, совместившее необычайно высокие цели с
самыми низменными средствами их Достижения.
Ей до всего было дело - с кем спишь, сколько зарабатываешь, кто у тебя
родственники, но особенно - что и как ты думаешь. Подглядывали и
подслушивали, сеяли тотальное ханжество, подозрение и страх. И карали,
строго карали во имя якобы тех, кого карали. Как если бы власть в
домоуправлении захватила шайка вооруженных разбойников и стала распоряжаться
жизнью и смертью жильцов.
Из раздражения, обиды, злости и родилось у Шептуновского желание выйти
из партии, посильнее хлопнув дверью. Надо напечатать в какой-нибудь газетке
заявление позлее. Мешал страх, а вдруг все вернется...
Они ужинали в маленьком унылом "ресторане" - длинном кишкообразном зале
с двумя рядами столов. Каким-то чудом в нем оказалось пиво. Криво улыбаясь,
Гусаров чихвостил и в хвост и в гриву областное начальство. Шептуновский уже
заметил, что лирик жить спокойно не может, если никого не ругает. Увлекшись,
он говорил уже на повышенных тонах. Какие-то местные забулдыги за соседним
столиком стали оборачиваться. Градов кивнул в их сторону: "Потише,
пожалуйста!" Гусаров, словно только и ждал этого, вскинулся:
- Что потише? Кого мне бояться?! Ты у нас свой сексот. Все знают, что
ты стучишь. За это тебя и в штате держат. Я двенадцать лет плавал по всем
океанам - не боялся. И тебя, паршивого сексота, не боюсь. Можешь донести, я
специально повторю для тебя: "Я считаю наше начальство одной шайкой-лейкой,
которая дурит народ, жульничает, гребет под себя... Хватит или еще? Ты
запиши, а то ведь переврешь. Обидно, когда тебя возьмут за жопу за чужое
вранье. Кажется, все просто - не умеете руководить, довели народ до ручки -
уйдите, дайте другим, более умным вытащить страну из болота, из помойки.
Почему они не могут правильно оценить ситуацию? Люди отвернулись от них. Они
больше не хотят жить в иррациональном мире, подобном театру абсурда. Так
выйдите к ним, покайтесь, скажите всю правду и вам, может быть, снова
поверят. Делайте то, что хотят люди, а не придумывайте для них хер знает
что. Нет, снова лгут, обещают манну небесную, а сами зубами вцепились во
власть, не оторвешь... А наши угодливые писаки? Выхаживают гусаками,
воображают себя гениями и грызутся из-за издательских планов, премий,
сплетничают, завидуют... Шептуновский молча, с интересом слушал. Он держался
особняком, не вмешивался ни в чужие дела, ни в дрязги, берег свое реноме.
"Вот петух, никак не угомонится", - думал он.
Гусаров поднялся и пошел в туалет. Шептуновский с сочувственной улыбкой
осторожно заметил: