"Георгий Марчик. За денежкой ("Маленькая золотая штучка") " - читать интересную книгу автора

он. "Разве я злой, - говаривал он личным знакомым, - я большой и добрый". На
летучках редактор, худой и желчный, вышучивал его, упражнялся в остроумии по
его адресу. Он стегал его насмешками по мордасам, а "большой и гордый"
скромно улыбался, как избалованный вниманием вундеркинд. А как же, его
замечают. Это главное, а от начальства все нужно терпеть, на то оно и
начальство. В эти свои счастливые времена и вступил Шептуновский в Союз
писателей.
А потом началось непонятное. Перестройка, черт ее дери. Его все чаще
критиковали на летучках. Не ставили на полосу его фельетоны. Короче, выжили.
Вернее он сам вовремя смекнул, что лучше убраться подобру-поздорову - не
ровен час, случится худшее - выкинут, как отслужившую свой век тряпку. Ушел
на вольные писательские хлеба Вольные то они вольные, да не слишком сытные.
Вот и приходится, высунув язык, мотаться по выступлениям.
- Скажите, это правда, что диктор телевидения Галина Федорчук была
любовницей первого секретаря? - спросили его. Шептуновский встрепенулся -
приятно, когда ты знаешь больше других.
- Да, конечно. Когда он попал в автомобильную аварию, то единственный
человек, которого пустили к нему в больницу, была она. С чего бы это? - и он
гулко хохотнул, этакий добродушный дядя снисходительный к чужим слабостям.
По дороге в гостиницу сатирик Градов с наигранным оживлением заявил:
"На сегодня, товарищи, отстрелялись!".
- Послушай, - мрачно сказал Гусаров, - почему ты отметил только одну
путевку?
- Потому что выступили один раз, - потускнев, сказал Градов. - Кончай,
Гусаров, ты же знаешь, я на такие проделки не иду.
- Ах, скажите какой чистюля. Они сами сняли второе выступление - пусть
оплачивают. Везде такой порядок. И нефуй нам заниматься
благотворительностью. (Лирик с большим вкусом и мастерством оснащал свою
речь крепкими обиходными выражениями. Мы их опускаем).
- Я этого делать не буду, - твердо сказал Градов. - Сколько раз
выступим, столько отметим путевок.
- Трус, ничтожество! - возмутился лирик. - Зачем я только поехал в эту
Тмутаракань с таким барахлом? Мотаешься как хер в проруби по всему району,
живешь в дырявой гостинице, идешь в сортир через весь двор, питаешься всяким
дерьмом. И за все эти удовольствия одна путевка.
- Завтра будет три выступления - отметим три путевки.
Почему в разных концах района? Неужели нельзя было договориться в
одном?
- Они так спланировали. Я думал...
- Он думал... Хотел бы я знать, чем ты думал.
Шептуновский не вмешивался в разговор. Хотя его удивляли наскоки
Гусарова на Градова, он почитал за благо молчать. Между тем Гусаров повел
атаку с другой стороны.
- Где, на какой свалке ты собрал все эти пошлости? Заявляю при
свидетеле, если ты еще раз при мне прочитаешь их, я набью тебе рожу.
- А ты слышал, как смеялись? - спросил сатирик. - Люди приходят
отдохнуть, им нужна разрядка. Не нравится - могу не читать - у меня своих
стихов вагон и маленькая тележка.
- Макулатуры. Читай, черт с тобой, а то будет еще хуже.
Казалось, сатирика совершенно не задевают грубые выходки Гусарова.