"Эмил Манов. Галактическая баллада (нф роман)" - читать интересную книгу автора

Роль Колумба совершенно неожиданно сыграла моя старая приятельница
мадам Женевьев.
Между мной и мадам Женевьев существовала взаимная симпатия с того
момента, как она поступила на работу в качестве привратницы нашего
кооперативного дома. Мадам Женевьев явно выделяла меня из числа других
обитателей шестиэтажного здания - может быть, потому, что я был одним из
немногих глав семей, которые всегда возвращаются домой до десяти часов
вечера, не теряют ключей и не будят ее, чтобы открыть им дверь. А когда она
узнала, что мой отец был в свое время машинистом в метро, как и ее покойный
супруг, она стала относиться ко мне совсем как к своему человеку.
- Ах, мсье Луи, мы с вами знаем, какое грязное дерьмо - жизнь, -
любила говорить мне она, что являлось выражением ее особого доверия.
Для своих шестидесяти лет мадам Женевьев была еще крепкой женщиной -
мальчишки, которые любили играть в подъезде и украшать стены неприличными
рисунками, боялись ее довольно тяжелой руки. Она была человеком твердого
характера и непоколебимых взглядов. С ней было нелегко разговаривать,
потому что она всегда могла уличить вас в непоследовательности, в
"увиливании" или просто в слабохарактерности - пороках, которых терпеть не
могла. В таких случаях ее крупное мясистое лицо, которому бы, наверное,
позавидовал в древности римский легионер, становилось непроницаемым, серые
глаза презрительно сужались:
- Какие мужчины были во Франции когда-то, мсье Луи. Какие мужчины! Мой
Этьен однажды сделал из двух агентов отбивные... И, думаете, за что? За то,
что посмотрели на него не так... У людей было достоинство, мсье Луи. А
сейчас? Улыбаетесь угодливо любому дураку из Патриотической лиги... А, мсье
Луи, честное слово, не понимаю я, как еще женщины вас любят?!
Узнав, что я записался в Лигу, мадам Женевьев была потрясена..
Две недели со мной не разговаривала, и я избегал заходить в ее комнату
под лестницей, несмотря на то, что это стало моей привычкой.
Потом решился. Однажды вечером постучал в ее дверь. Она открыла, долго
смотрела на меня, качала головой. Потом указала мне на стул.
Какое-то время молчала, с явным отвращением. Наконец заговорила о
новом подорожании рокфора, который был основной ее пищей, и о других вещах,
не имеющих отношения к значку - только разве что слишком часто употребляла
свое любимое выражение "мерд" (я, наверное, усвоил его от нее). Я не
вытерпел и объяснил ей свои соображения: в Патриотической лиге - не все
дураки, многие вступают в нее, чтобы иметь хлеб, в конце концов такова
жизнь... Она махнула рукой и так улыбнулась, что я почувствовал себя
последним болваном на Земле. Немного помолчав, она принялась рассказывать,
как ее покойный муж участвовал в последней стачке во Франции. Это было
сорок лет назад, когда я родился...
- ОКТ[ОКТ - объединенная конфедерация труда.] была распущена и все
другие профсоюзы объявили вне закона. Даже социалистам не помогло их
политиканство... Наши ушли из метро. Два месяца Париж ходил пешком, потому
что и шоферы бросили работу. Президент, первый французский фюрер, послал
войска и полицию занять метро. Капралы научились нажимать на кнопки
электровозов, а на распределительных станциях работали лейтенанты и
полковники. Не обошлось и без катастроф, говорили, что десять тысяч парижан
погибло под землей... Ах, мсье Луи, вы еще молоды, и не знаете, что значит
сидеть дома без хлеба и без единого сантима в кармане. Соседи приносили нам